Янтарно-гитарныя пчелы
Напевно доили азалии,
Огимнив душисто-веселый
Свой труд в изумрудной Вассалии.
Взлетай пчела пахучим мёдом
Привлечена твоя стезя
А я влекуся непогодам
Чувств костылями егозя
Забывши прошлые побеги
И устарелый юный пыл
Не вылезая из телеги
Где день мой мертвенный застыл
Пчела, пчела, зачем и почему
Не для меня яд обращаешь в мёд,
Черна, черна — что к дому моему
Тропинка ядовитая ведёт, Травинка губы колет, и распух
Чего-чего наговоривший рот,
И бедный дух глагольствует за двух,
Но что ни молвит — всё наоборот.О чём очей неутолимый жар?
Над чем ночей горячечная мгла?
О, пощади, пчела! Пчела, не жаль!
Ужель тебе не жаль меня, пчела?
И муха в делах повседневных
проворна, упорна, смела.
И в городе, и в деревне
найдутся у мухи дела. О пчелке мы проще рассудим:
от чистых нектарных полей
пчела не торопится к людям,
но люди торопятся к ней. И муха живет не без толку:
жиреет от многих щедрот,
а также смеется над пчелкой
и дурочкой пчелку зовет.
Прибаску
Сложу
И сказку
Скажу.
Невежи Жуки
Вползли в науки
И стали патоку Пчел делать обучать.
Пчелам не век молчать,
Что их дурачат;
Великий шум во улье начат.
Спустился к ним с Парнаса Аполлон
И Жуков он
Всех выгнал вон,
Сказал: «Друзья мои, в навоз отсель подите;
Они работают, а вы их труд ядите,
Да вы же скаредством и патоку вредите!»
Пчела летит на красные цветы,
Отсюда мед и воск и свечи.
Пчела летит на желтые цветы,
На темно-синие. А ты, мечта, а ты,
Какой желаешь с миром встречи?
Пчела звенит и строит улей свой,
Пчела принесена с Венеры,
Свет Солнца в ней с Вечернею Звездой.
Мечта, отяжелей, но пылью цветовой,
Ты свет зажжешь нам, свечи веры.
Мирза Шаффи! Пчелой прилежной
Ты долго по́ свету летал;
Тебя поили влагой нежной
Фиал лилеи белоснежной
И розы пу́рпурный фиал.
Пора из рощи благосклонной,
Мирза Шаффи, тебе домой.
С своею ношей благовонной
На крыльях песни легкозвонной
Лети к подруге молодой!
Журчат водометы,
В них капель полет.
Заветные соты
Лелеют свой мед.
Залит шестигранный
Чуть-чуточный жбан.
И пьяностью странной
Медвяно я пьян.
Мой месяц медовый,
Венчанье с душой.
Я новый, я новый,
О, пчелка, я твой.
Звени пчела порхая над цветами
Жизнь тяжела — построена не нами
Проклятый труд гнетёт нас с колыбели
Одни умрут другие вновь запели
Прискучили слова озлоблены напевы
И терпим мы едва призыв трескучей девы
Звени пчела трудяся с колыбели
Жизнь тяжела объятиях метели
Умом и красотой и милостью Богиня,
О просвещенная ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ!
ВЕЛИКИЙ ПЕТРЪ отверз к наукам Россам дверь,
И вводит в ону нас ЕВО премудра ДЩЕРЬ,
С ЕКАТЕРИНОЮ ПЕТРУ подобясь ныне,
И образец дая с ПЕТРОМЪ ЕКАТЕРИНЕ:
Возвысь сей низкий труд примерами ея,
И покровительством, Минерва будь моя!
Пчела, погибшая с последними цветами,
Недаром чистыми янтарными сотами
Ты, с помощью сестер, свой улей убрала.
Ту руку, что тебя все лето берегла,
Обогатила ты сладчайшими дарами.
А я, собравши плод с цветов господней нивы,
Я рано, до зари, вернулся в сад родной;
Но опрокинутым нашел я улей мой…
Где цвел подсолнечник — растут кусты крапивы,
И некуда сложить мне ноши дорогой…
Пропаду от тоски я и лени,
Одинокая жизнь не мила,
Сердце ноет, слабеют колени,
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела.
Дай хоть выйду я в чистое поле
Иль совсем потеряюсь в лесу…
С каждым шагом не легче на воле,
Сердце пышет всё боле и боле,
Точно уголь в груди я несу.
Нет, постой же! С тоскою моею
Здесь расстанусь. Черемуха спит.
Ах, опять эти пчелы под нею!
И никак я понять не умею,
На цветах ли, в ушах ли звенит.
Прибаску
Сложу,
И скаску
Скажу.
Невежи жуки,
Вползли в науки,
И стали патаку пчел делать обучать.
Пчелам не век молчать,
Что их дурачат;
Великой шум во ульи начат.
Спустился к ним с Парнасса Аполлон;
И жуков он,
Всех выгнал вон,
Сказал: друзья мои, в навоз отсель подите;
Они работают, а вы их труд ядите,
Да вы же скаредством и патаку вредите.
Шмелит-пчелит виолончель
Над лиловеющей долиной.
Я, как пчела в июле, юный,
Иду, весь — трепет и печаль.
Хочу ли мрака я? хочу ль,
Чтоб луч играл в листве далекой?
Шмелит-пчелит виолончель
Над лиловеющей долиной…
Люблю кого-то… Горячо ль?
Священно или страстью тленной?
И что же это над поляной:
Виолончелят пчелы, иль
Шмелит-пчелит виолончель?..
Пчелы не знают, что люди придут,
Что им и мир этот весь.
Мед благовонный, он близко, он тут,
Воск светлоцветный, он здесь.
В ветре качается лик ячменя,
Вздыбился волос его.
Дух его пьяный безумит меня,
Он же не знал ничего.
Ветер плясал для себя самого,
Всюду цветилась пыльца.
Ветер, он знает, я верю в него,
Жить я хочу без конца.
Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.
Не отвязать неприкрепленной лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.
Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.
Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина — дремучий лес Тайгета,
Их пища — время, медуница, мята.
Возьми ж на радость дикий мой подарок —
Невзрачное сухое ожерелье
Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.
Погружался я в море клевера,
Окруженный сказками пчел.
Но ветер, зовущий с севера,
Мое детское сердце нашел.
Призывал на битву равнинную —
Побороться с дыханьем небес.
Показал мне дорогу пустынную,
Уходящую в темный лес.
Я иду по ней косогорами
И смотрю неустанно вперед,
Впереди с невинными взорами
Мое детское сердце идет.
Пусть глаза утомятся бессонные,
Запоет, заалеет пыль.
Мне цветы и пчелы влюбленные
Рассказали не сказку — быль.
Трудолюбивою пчелой,
Звеня и рокоча, как лира,
Ты, мысль, повисла в зное мира
Над вечной розою — душой.
К ревнивой чашечке ее
С пытливой дрожью святотатца
Прильнула — вщупаться, всосаться
В таинственное бытие.
Срываешься вниз головой
В благоухающие бездны —
И вновь выходишь в мир подзвездный,
Запорошенная пыльцой.
И в свой причудливый киоск
Летишь назад, полухмельная,
Отягощаясь, накопляя
И людям — мед, и Богу — воск.
Эрот
Купидон, не видя спящей
В розовом кусте пчелы,
В палец ею был ужален;
Вскрикнул, вспорхнул, побежал
Он к прекрасной Цитереи,
Плача и крича: «Пропал,
Матушка! пропал; до смерти,
Ах! ужалила меня
С крылышками небольшая
И летучая змея,
Та, которую пчелою
Землепахари зовут».
Тут богиня отвечала:
«Если маленькой пчелы
Больно так терзает жало,
То суди ты сам теперь,
Сколько те должны терзаться,
Коих ты разишь, Эрот?»
В саду зеленом и густом
Пчела под розовым кустом
Заботливо и радостно жужжала.
А под кустом змея лежала.
«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя
Счастливее гораздо, чем моя? —
Сказала так пчеле змея.—
В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.
Людей мое пугает жало,
Но почему ж тогда тебе такая честь
И ты среди людей летаешь так привольно?
И у тебя ведь жало есть,
Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»
— «Скажу. Ты главного, я вижу, не учла, —
Змее ответила пчела, —
Что мы по-разному с тобою знамениты,
Что разное с тобой у нас житье-бытье,
Что ты пускаешь в ход оружие свое
Для нападения, я ж — только для защиты».
Опять оповещает веретенцо
Безчисленно журчащих ручейков,
Что весело рождаться из снегов
По прихоти колдующаго Солнца.
Пчела, проснувшись, смотрит из оконца,
На вербе ей душистый пир готов,
Оставлен темный улей для цветов,
Что тонкое развили волоконце.
Вот за пчелой летит еще пчела.
Другая, третья. Благовестят звоном.
Межь тем сквозь дымы дальняго села,—
Где только что обедня отошла,
К полям, к лесам, и по холмистым склонам,
Летит от Солнца светлая стрела.
Опять оповещает веретенце
Бесчисленно журчащих ручейков,
Что весело рождаться из снегов
По прихоти колдующего Солнца.
Пчела, проснувшись, смотрит из оконца,
На вербе ей душистый пир готов,
Оставлен темный улей для цветов,
Что тонкое развили волоконце.
Вот за пчелой летит еще пчела.
Другая, третья. Благовестят звоном.
Меж тем сквозь дымы дальнего села, —
Где только что обедня отошла,
К полям, к лесам, и по холмистым склонам,
Летит от Солнца светлая стрела.
Пчелы, пчелки золотыя,
Молодыя птички Фей.
Ваши крылышки—литыя,
Из серебряных ключей.
Ваше тельце—золотое,
Из церковнаго цветка.
Раз в молитвенном покое
Раздавался звон стишка,—
Между фейных колоколен,
Между маленьких церквей,
Шел молебен, богомолен,
Голубой молебен Фей.
И от духа неземного
Ѳимиамных тех кадил
Цвет раскрылся, цветик снова,
Целый лес цветочных крыл.
И одни из них остались
На земле, среди стеблей.
И другие закачались
Вдоль серебряных ключей.
Чуть водицей насладились,
Задрожали, гул пошел,—
И в летучих превратились,
В фейных птичек, в звонких пчел.
Мне нравится существенность пчелы,
Она, летя, звенит не по-пустому,
От пыльника цветов дорогу к грому
Верней находит в мире, чем орлы.
Взяв не́ктар в зобик свой, из этой мглы,
Там в улье, чуя сладкую истому,
Мед отдает корытцу восковому,
В нем шестикратно утвердив углы.
Из жала каплю яда впустит в соты,
Чтоб мед не забродил там. Улей — дом.
Цветы прошли, — пчела забылась сном.
Ей снится храм. В сияньи позолоты
Иконы. Свечи. Горние высоты.
И хор поет. И колокол — как гром.
Сирени вы, сирени,
И как вам не тяжел
Застывший в трудном крене
Альтовый гомон пчел?
Осталось нетерпенье
От юности моей
В горячей вашей пене
И в глубине теней.
А как дохнет по пчелам
И прибежит гроза
И ситцевым подолом
Ударит мне в глаза —
Пройдет прохлада низом
Траву в коленах гнуть,
И дождь по гроздьям сизым
Покатится, как ртуть.
Под вечер — ведро снова,
И, верно, в том и суть,
Чтоб хоть силком смычковый
Лиловый гуд вернуть.
Пчелы, пчелки золотые,
Молодые птички Фей.
Ваши крылышки — литые,
Из серебряных ключей.
Ваше тельце — золотое,
Из церковного цветка.
Раз в молитвенном покое
Раздавался звон стишка, —
Между фейных колоколен,
Между маленьких церквей,
Шел молебен, богомолен,
Голубой молебен Фей.
И от духа неземного
Фимиамных тех кадил
Цвет раскрылся, цветик снова,
Целый лес цветочных крыл.
И одни из них остались
На земле, среди стеблей.
И другие закачались
Вдоль серебряных ключей.
Чуть водицей насладились,
Задрожали, гул пошел, —
И в летучих превратились,
В фейных птичек, в звонких пчел.
Перелетев с помойки на цветок,
Лентяйка Муха Пчелку повстречала —
Та хоботком своим цветочный сок
По малым долькам собирала…
«Летим со мной! — так, обратясь к Пчеле,
Сказала Муха, глазками вращая. —
Я угощу тебя! Там — в доме, на столе —
Такие сладости остались после чая!
На скатерти — варенье, в блюдцах — мед.
И все — за так! Все даром лезет в рот!» —
«Нет! Это не по мне!» — ответила Пчела.
«Тогда валяй трудись!» — лентяйка
прожужжала
И полетела в дом, где уж не раз была,
Но там на липкую бумагу вдруг попала…
Не так ли папенькины дочки и сынки,
Бездумно проводя беспечные деньки,
Безделье выдают за некую отвагу
И в лености своей, от жизни далеки,
Садятся, вроде мух, на липкую бумагу!
Когда в веках скудеет звук свирельный,
Любовь встает на огненном пути.
Ее встревоженное сердце — пчельник,
И человеку некуда уйти.К устам припав, высасывают пчелы
Звериное тепло под чудный гуд.
Гляди, как этот мед тяжел и золот —
В нем грусть еще не целовавших губ.Роясь в семнадцатом огромным роем,
Любовь сошла. В тени балтийских мачт,
Над оловом Фонтанок или Моек
Был вскрик ее, а после женский плач.О, как сердца в такие ночи бились!
Истории куранты тяжелы.
И кто узнает розовую пыльцу
На хоботке прореявшей пчелы?
Пчелы роятся,
Пчелы плодятся,
Пчелы смирятся
Стану я на Восток,
Свод небесный широк,
А в саду у меня тесный есть уголок.
Беру я пчелу, и в улей сажаю,
Вольную, в тесном и темном, пчелу замыкаю.
Ее, золотую, жалею,
Беседую с нею,
Любя.
Не я в этот улей сажаю тебя,
Белые звезды, и месяц двурогий,
И Солнце, что светит поляне отлогой,
Сажают тебя, укорачивают,
В улей тебя заколачивают
Сиди же, пчела, и роись,
На округ на мой лишь садись,
И с белых, и с красных, и с синих цветов
пыль собирать не ленись.
А тебя я, пчелиная матка, замыкаю на все пути,
Чтоб тебе никуда не идти,
Запираю замком,
Расставайся со днем,
Ты во тьме уж усладу себе улучи,
Под зеленый куст, в Океан я бросаю ключи.
А в зеленом кусте грозна Матка сидит,
Маткам старшая всем,
И сидит, и гудит —
Непокорную жечь! Непокорна зачем!
В луг за цветами, цветик есть ал,
Белый и синий расцвел.
Матка гудит Семьдесят семь у ней жал,
Для непокорных пчел.
Будьте ж послушными, пчелы,
Пусть отягчится, как гроздь полновесный,
Меж цветов светло-вольных и кельею тесной,
Рой ваш веселый.
С вами в союз я вошел,
Слово я твердо сказал,
Его повторять я не стану.
За непокорище ж тотчас под куст, к Океану,
Там Матка старшая сидит, и семьдесят семь у ней жал,
Семьдесят семь у ней жал,
Для непокорных пчел!
Деревья гор, я поздравляю вас:
младенчество листвы — вот ваша прибыль,
вас, девушки, затеявшие вальс,
вас, волны, что угодны юным рыбам,
вас, небеса, — вам весела гроза,
тебя, гроза, — тобой полны овраги,
и вас, леса, глядящие в глаза
расплывчатым зрачком зеленой влаги.
Я поздравляю с пчелами луга,
я поздравляю пчел с избытком меда
и эту землю с тем, что велика
любви и слез беспечная погода.
Как тяжек труд пристрастия к весне,
и белый свет так бел, что видеть больно.
Но заклинаю — не внемлите мне,
когда скажу: «Я изнемог. Довольно».
Сатир в своей пещере,
Желая вещи знать по вере,
У всех летучих вопросил:
«Зачем пчела везде летает?»
Кузнечик доносил,
Что он не в дальности от улья обитает
И что к Кузнечику Пчела гудеть летает.
Спросил у Саранчи: в ответ из-за плеча,
Шепча,
Сказала саранча,
Что так, как и она, Пчела гулять летает.
Спросил у Бабочки: летает на цветы
И машет там крылами.
Спросил у Воробья: летает на кусты,
Порхать между ветвями.
И каждый, наконец, как чувствовал иль знал,
По-своему сказал.
Сатир, подумавши, ко улью сам явился.
Из уст самой Пчелы вопрос тогда решился:
Ты видишь улей сам; ответ найдешь внутри,
Приди да посмотри.
Сладок мед, ужасно сладок!
Ложку всю оближешь вмиг…
Слаще дыни и помадок,
Слаще фиников и фиг!
Есть в саду пчелиный домик —
Ульем все его зовут.
— Кто живет в нем? Сладкий гномик?
— Пчелы, милый, в нем живут.
Там узорчатые соты,
В клетках — мед, пчелиный труд…
Тесно, жарко… Тьма работы:
Липнут лапки, крылья жмут…
Там пчелиная царица
Яйца белые кладет.
Перед ней всегда толпится
Умных нянек хоровод…
В суете неутомимой
Копошатся тут и там:
Накорми ее да вымой,
Сделай кашку червякам.
Перед ульем на дощечке
Вечно стража на часах,
Чтобы шмель через крылечко
Не забрался впопыхах.
А вокруг ковром пушистым
Колыхаются цветы:
Лютик, клевер, тмин сквозистый,
Дождь куриной слепоты…
Пчелы все их облетают —
Те годятся, эти — нет.
Быстро в чашечки ныряют
И с добычей вновь на свет…
Будет день — придет старушка,
Тихо улей обойдет,
Подымит на пчел гнилушкой
И прозрачный мед сберет…
Хватит всем — и нам и пчелам…
Положи на язычок:
Станешь вдруг, как чиж, веселым
И здоровым, как бычок!
Прелестный цвет, душистый, ненаглядный,
Московских роз царица и краса!
Вотще тебя свежит зефир прохладный,
Заря златит и серебрит роса.
Судьбою злой гонимая жестоко,
Свой красный день ты тратишь одиноко,
Ты про себя таишь дары свои:
Румянец свой, и мед, и запах сладкой,
И с завистью пчела любви, украдкой,
Глядит на цвет, запретный для любви.
Тебя, цветок, коварством бескорыстным
Похитил шмель, пчеле и розе враг;
Он оскорбил лобзаньем ненавистным,
Он погубил весну надежд и благ.
Счастлив, кто, сняв с цветка запрет враждебный,
Кто, возвратив ее пчеле любви,
Ей скажет: цвет прелестный! цвет волшебный!
Познай весну и к счастью оживи!
Бог любви и восхищенья
У пчелы похитил сот,
И пчелой за то в отмщенье
Был ужаленным Эрот.
Встрепенувшися, несчастный
Крадены, сердясь, соты
В розовы уста прекрасны
Спрятал юной красоты.
«На, — сказал, — мои хищеньи
Ты для памяти возьми,
И отныне наслажденьи
Ты в устах своих храни».
С тех пор Хлою дорогую
Поцелую лишь когда,
Сласть и боль я в сердце злую
Ощущаю завсегда.
Хлоя, жаля, услаждает,
Как пчелиная стрела:
Мед и яд в меня вливает
И, томя меня, мила.
1805
Молвит солнце земле белоснежной:
— О, когда ж моей ласкою нежной
Растоплю я снега твои вновь? —
И сердцам повторяет любовь
То, что солнце — земле белоснежной.
Молвят пчелы сиреням лиловым:
— О, когда же мы к вашим медовым
И душистым прильнем лепесткам? —
Говорят поцелуи устам
То, что пчелы — сиреням лиловым.
Молвят звездочки гордой планете:
— Лишь в твоем ослепительном свете —
Жизнь, и радость, и счастие нам! —
Молвят взоры любимым очам
То, что звездочки — гордой планете.