Идет обоз с Парнаса,
Везет навоз Пегаса!
На задний из возов
Присел пиит Свистков!
Пегасово знакомство
На пользу для него:
На задний двор потомства
Пусть свалят и его!
Хор к Парнасу
Лейтесь токи Ипокрены,
Вы с Парнасские горы:
Орошайте вы долины,
И прекрасные луга!
Наполняйтесь Россияня,
Теми сладкими струями,
Кои Греция пила,
И имея на престоле:
Вы Афинскую Богиню,
Лейтесь, токи Иппокрены,
Вы с Парнасския горы!
Орошайте вы долины
И прекрасные луга!
Наполняйтесь, россияне,
Теми сладкими струями,
Кои Греция пила,
И, имея на престоле
Вы Афинскую богиню,
Будьте афиняня вы!
Хор к Парнассу.
Лейтесь токи Ипокрены,
Вы с Парнасския горы:
Орошайте вы долины,
И прекрасныя луга!
Наполняйтесь Россияня,
Теми сладкими струями,
Кои Греция пила,
И имея на престоле:
Вы Аѳинскую Богиню,
Здесь продают билеты на Парнас,
Здесь нервничает очередь у касс:
— Последний кто? Молчат, последних нету…
Фронтовики, толкучка не про нас,
Локтями грех орудовать поэту! …В дни, когда было надо
Ринуться в пекло боя,
Гудели военкоматы:
— Последний? Я за тобою! —
И первыми шли в разведку
С группой бойцов добровольной
К ней свысока относится Парнас,
Ее поставив вне литературы:
Ах, Искренность! твоей фюрирутуры
Хрусталинки на крыльях — бред для нас…
Парнасу вторит Критика: «Она
Способна развратить, всмотритесь в туры
Ее идей…» И вот для креатуры
Читательской она, как грех, нужна…
Когда из Греции вон выгнали богов
И по мирянам их делить поместья стали,
Кому-то и Парнас тогда отмежевали;
Хозяин новый стал пасти на нем Ослов
Ослы, не знаю как-то, знали,
Что прежде Музы тут живали,
И говорят: «Недаром нас
Пригнали на Парнас:
Знать, Музы свету надоели,
И хочет он, чтоб мы здесь пели»
Если ты одинока —Эй невесты — девушки — сестры
Братья — друзья — женихи,
Поднимем бокалы — Кавказскую
молодость —
Выпьем вино за стихи.Я весь в ароматных симфониях
Расцветающих роз.
Я весь среди злата акаций
У заветно-приветных мимоз.
Тайра-тайра
Тайра-тарамм.
О ты, при токах Иппокрены,
Парнасский сладостный певец,
Друг Талии и Мельпомены,
Театра русского отец,
Изобличитель злых пороков,
Расин полночный, Сумароков!
Твоей прелестной глас свирели,
Твоей приятной лиры глас
Моею мыслью овладели,
J'écoutе еncorе & son chant a cеssé.
Недавно весь Парнас в печальную минуту
Оплакал Душеньки творца кончину люту:
Увы! Нас музы вновь ко горестям влекут —
На гроб певца времен потоки слезны льют.
Твой век, о Сен-Ламбер, век мирный, долголетный,
Исчез как тени след в пространстве незаметный!
Исчезло все!.. Нет, нет, и вопреки судьбе
Бессмертье в вечности принадлежит тебе.
Изникнет славы храм из гробовых обломков;
Скажи, любезный друг, скажи твою науку,
Как пишешь ты стихи, не чувствуя в них скуку,
Как рифма под перо сама к тебе идет
И за собою сто соотчичей ведет,
Как можешь ты писать столь плавно и приятно
И слог свой возвышать высоко, но всем внятно.
Признаться, прочитав подчас твои стихи,
Браню я чистых муз, что так ко мне лихи,
Что, не внимаючи мне, бедному поэту,
Дают мои стихи на посмеянье свету!
Прелетите ко Московским
Вы, сии стихи, селеньям,
В дом Хераськова войдите
И предстаньте вы пред очи
Стихотворице московской.
Не сердитеся вы, музы,
Что дерзну, стихи слагая,
Подражать Анакреонту,
Сладкому Анакреонту,
И писать его словами,
Возьмите лиру, чисты музы!
Котору получил от вас:
Слагаю ныне ваши узы
И не взгляну я на Парнас.
Вы нам бессмертный лавр сулите
И славы первую степень;
Однако вы за то велите
Трудиться нам и ночь и день.
Восторги мыслей и забава
Трудов не стоят таковых;
Ты разленился уж некстати,
Беглец Парнаса молодой!
Скажи, что сделалось с тобой?
В своем болотистом Кронштадте
Ты позабыл совсем о брате
И о поэте — что порой,
Сидя, как труженик, в Палате,
Чтоб свой исполнить долг святой,
Забыл и негу и покой.
Но тщетны все его порывы:
Почтенный старец Аполлона!
Как счастлив ты: давным-давно
В тенистых рощах Геликона
Тебе гулять позволено.
Еще теперь, когда летами
Твоя белеет голова,
Красноречивыми хвалами
Тебя приветствует молва, -
И поздний глас твоей цевницы
Восторгом юным оживлен…
Хорошо, что ваше письмо коротко, но то дурно,
что оно не ясно; почему и не могу я
Сказать вам: коротко да ясно! Истратили напрасно
Зеленых вы чернил!
Какой вам злоязычник
Меня так очернил,
Что будто я — как в птичник
Кукушка иль сова —
Попался в плен опасный
Красавицы прекрасной?!
Страдай, прискорбный дух! Терзайся, грудь моя!
Несчастливее всех людей на свете я!
Я счастья пышного сыскать себе не льстился
И от рождения о нем не суетился;
Спокойствием души одним себе ласкал:
Не злата, не сребра, но муз одних искал.
Без провождения я к музам пробивался
И сквозь дремучий лес к Парнасу прорывался.
Преодолел я труд, увидел Геликон;
Как рай, моим очам вообразился он.
Наш край и хладен и суров,
Покрыто небо мглой ненастной,
И вместо солнца шар чуть ясный
Меж серых бродит облаков.
Но иногда — вослед деннице, —
Хоть редко, хоть однажды в год,
Восстанет утро в багрянице,
И день весь в золоте взойдет,
И, пропылав в лазурных безднах,
10 Утонет в пурпурной заре,
Среди поэтов — я политик,
Среди политиков — поэт.
Пусть ужасается эстет
И пусть меня подобный критик
Б прах разнесет, мне горя нет.
Я, братцы, знаю то, что знаю.
Эстету древний мил Парнас,
А для меня (верней, для нас)
Милее путь к горе Синаю:
Парнас есть миф, Синай — закон,
Счастливый милостью судьбины,
Что я и русский, и поэт,
Несу на ваши именины
Мой поздравительный привет.
Пускай всегда владеют вами
Подруги чистой красоты:
Свобода, радость и мечты
С их непритворными дарами;
Пускай сияют ваши дни,
Как ваши мысли, ваши взоры
1 апреля 1825
Счастливый милостью судьбины,
Что я и русской, и поэт,
Несу на ваши именины
Мой поздравительный привет.
Пускай всегда владеют вами
Подруги чистой красоты:
Свобода, радость и мечты
С их непритворными дарами;
Когда я вображу парнасских муз собор,
Мне стихотворцев к ним бегущих кажет взор.
Иной, последуя несчастливой охоте,
С своею музою ползет в пыли и в поте
И, грубости своей не чувствуючи сам,
Дивится прибранным на рифму он стихам.
А паче тех умы болезнь сия терзает,
Кто красоты прямой слагать стихи не знает
И, следуя во всем испорченну уму,
Не ставит и цены искусству своему;
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей,
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Над самым обрывом обитель стоит;
Рейн мимо несется, как птица;
И сквозь монастырской решетки глядит
На Рейн молодая белица.
На Рейне, вечерней зарей облита,
Колышется шлюпка; цветами
Пестреет на парусе гордом тафта;
Обвешана мачта венками.
Дм. Ник. Свербееву
Дай напишу я сказку! Нынче мода
На этот род поэзии у нас.
И грех ли взять у своего народа
Полузабытый небольшой рассказ?
Нельзя ль его немного поисправить
И сделать ловким, милым; как-нибудь
Обстричь, переодеть, переобуть
И на Парнас торжественно поставить?
Оставь и не лишай меня, о муза! лиры,
Не принуждай меня писать еще сатиры.
Не столько быстр мой дух, не столько остр мой слог,
Чтоб я пороки гнать иль им смеяться мог.
Привыкнув воспевать хвалы делам преславным,
Боюсь сатириком стать низким и несправным.
Слог портится стихов от частых перемен;
К тому ж я не Депро, не Плавт, не Диоген:
Противу первого я слабым признаваюсь,
С вторым не сходен дух, быть третьим опасаюсь.
Для общих благ мы то перед скотом имеем,
Что лучше, как они, друг друга разумеем
И помощию слов пространна языка
Все можем изяснить, как мысль ни глубока.
Описываем все: и чувствие, и страсти,
И мысли голосом делим на мелки части.
Прияв драгой сей дар от щедрого творца,
Изображением вселяемся в сердца.
То, что постигнем мы, друг другу обявляем,
И в письмах то своих потомкам оставляем.