О надежде на бога
Видишь, Никито, как крылато племя
Ни землю пашет, ни жнет, ниже сеет;
От руки высшей, однак, в свое время
Пищу, довольну жизнь продлить, имеет.
Лилию в поле видишь многоцветну —
Ни прядет, ни тчет; царь мудрый Сиона,
Однако, в славе своей столь приметну
Не имел одежду. Ты голос закона,
В сердцах природа что от век вложила
И бог во плоти подтвердил, внушая,
Что честно, благо, — пусть того лишь сила
Тобой владеет, злости убегая.
О прочем помысл отцу всемогущу
Оставь, который с облак устремляет
Перуны грозны и бурю, дышущу
Гибель, в приятно ведро обращает.
Что завтра будет — искать не крушися;
Всяк настоящий день дар быть считая,
Себе полезен и иным потщися
Учинить, вышне наследство жадая.
Властелин мира нужду твою знает,
Не лишит пищи, не лишит одежды;
Кто того волю смирен исполняет,
Не отщетится своей в нем надежды.
Жизнь без надежд — тропа без цели,
Страсть без огня, без искр кремень,
Пир буйный Вакха без веселий,
Без слез тоска, без света день.Жизнь без надежд — без силы воля,
Без пробужденья тяжкий сон;
О, как того ужасна доля,
Кто этой жизни обречен! Он не живет; он без сознанья
Влачит томительные дни,
И цепью горького страданья
Влекутся медленно они.Как отчужденный, с мрачной думой,
С немой печалью на челе,
Всегда унылый и угрюмый,
Он будто лишний на земле.И в целом мире нет предмета,
Его способного пленить
И вновь отступника от света
К нему в объятья заключить.Глубоко в сердце уязвленный,
На всё он холодно глядит,
И уж ничто во всей вселенной
Его очей не веселит.Всему он чужд — и нет тяжеле
Его догробного креста,
И носит он на грешном теле
Печать поборника Христа…
К тебе, о Боже мой! я ныне вопию,
И возвещаю днесь тебе печаль мою!
К тебе, помощи лишенный, прибегаю,
И только на тебя надежду полагаю.
Проникни небеса повсеминутный стонъ!
Взлетите жалобы перед небесный трон.
Создатель мой! к тебе взвожу и взор и руки:
Возри и умягчи мои несносны муки!
Грущу и день и ночь, вздыхаю завсегда,
Спокойствия себе не вижу никогда.
Вздыханием моим мучение исчисли!
Разсеян весь мой ум, изчезли ясны мысли,
Минута всякая мне новый боль несет,
Тоска стесняя грудь из сердца кровь сосет:
Той час напастию мне новой угрожает,
Другой уж действует и ею поражает:
Как током вод волна играет за волной,
И скорбь за скорбию играет тако мной.
На что ни погляжу, все душу устрашает,
И только, на тебя, надежда утешает.
Что новый год, то новых дум,
Желаний и надежд
Исполнен легковерный ум
И мудрых и невежд.
Лишь тот, кто под землей сокрыт,
Надежды в сердце не таит!.. Давно ли ликовал народ
И радовался мир,
Когда рождался прошлый год
При звуках чаш и лир?
И чье суровое чело
Лучом надежды не цвело? Но меньше ль видел он могил,
Вражды и нищеты?
В нем каждый день убийцей был
Какой-нибудь мечты;
Не пощадил он никого
И не дал людям ничего! При звуках тех же чаш и лир,
Обычной чередой
Бесстрастный гость вступает в мир
Бесстрастною стопой —
И в тех лишь нет надежды вновь,
В ком навсегда застыла кровь! И благо!.. С чашами в руках
Да будет встречен гость,
Да разлетится горе в прах,
Да умирится злость —
И в обновленные сердца
Да снидет радость без конца! Нас давит времени рука,
Нас изнуряет труд,
Всесилен случай, жизнь хрупка,
Живем мы для минут,
И то, что с жизни взято раз,
Не в силах рок отнять у нас! Пускай кипит веселый рок
Мечтаний молодых —
Им предадимся всей душой…
А время скосит их? -
Что нужды! Снова в свой черед
В нас воскресит их новый год…
Счастлив тот, кому забавы,
Игры, майские цветы,
Соловей в тени дубравы
И весенних лет мечты
В наслажденье — как и прежде;
Кто на радость лишь глядит,
Кто, вверяяся надежде,
Птичкой вслед за ней летит.Так виляет по цветочкам
Златокрылый мотылек;
Лишь к цветку — прильнул к листочкам,
Полетел — забыл цветок;
Сорвана его лилея —
Он летит на анемон;
Что его — то и милее,
Грусть забвеньем лечит он.Беден тот, кому забавы,
Игры, майские цветы,
Соловей в тени дубравы
И весенних лет мечты
Не в веселье — так, как прежде;
Кто улыбку позабыл;
Кто, сказав: «прости!» надежде,
Взор ко гробу устремил.Для души моей плененной
Здесь один и был цветок,
Ароматный, несравненный;
Я сорвать!.., но что же Рок?
«Не тебе им насладиться;
Не твоим ему доцвесть!»
Ах, жестокий! чем же льститься?
Где подобный в мире есть?
Косым,
стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз.
К обрыву.
Под уклон.
К воде.
К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далеко,
может быть, в края,
Где девушка живет моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась
и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир,
Как равнодушие, как овал.
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал!
Сверкают белые одежды,
Вот Ангел предо мной,
и шепот строгий: «Нет надежды!
Она в стране иной!
Вот крест высокий, саван льняный
(рыданья заглуши!),
сосуд с водой благоуханной
для тела и души.
Пока твоя душа бродила
за гранью, путь сверша,
в твоих обятиях опочила,
стеня, ее душа.
Она звала, она молилась
и снова, и опять,
как трепетала, как томилась,
здесь не дано узнать.
Одна на ложе, умирая,
одна в стране теней,
и даже перед дверью Рая
не улыбнуться ей!..
И ты навек потупишь вежды
пред строгой тишиной!..
Да, нет надежды, нет надежды,—
она в стране иной!»
Замолк, но явственней виденья
и бездыханней грудь,
и перед нами восхожденья
протек единый путь.
И мы, как дети, со свечами,
восходим, я и ты,
и души добрыми очами
взирают с высоты!
Любовь, Надежда и Терпенье:
На жизнь порядочный запас.
Вперед без страха; в добрый час!
За все порука Провиденье.
Блажен, кому Любовь вослед;
Она веселье в жизнь вливает
И счастья радугу являет
На самой грозной туче бед.
Пока заря не воссияла —
Бездушен, хладен, тих Мемнон;
Заря взошла — и дышит он!
И радость в мраморе взыграла!
Таков Любви волшебный свет,
Великих чувств животворитель,
К делам возвышенным стремитель!
Любви нет в сердце — жизни нет!
Надежда с чашею отрады
Нам добрый спутник — верь, но знай,
Что не земля, а небо рай;
Верней быть добрым без награды!
Когда ж Надежда улетит —
Взгляни на тихое Терпенье;
Оно утехи обольщенье
Прямою силой заменит.
Лишь бы, сокровище святое,
Доброта сохранилась нам;
Достоин будь — а небесам
Оставь на волю остальное!
Позабыв о блеске Солнца, в свете призрачных огней,
Проходя по лабиринту бесконечных ступеней,
С каждым шагом холодею, с каждым днем темнее грусть|
Все, что было, все, что будет, знаю, знаю наизусть.
Было много… Сны, надежды, свежесть чувства, чистота
А теперь душа измята, извращенна, и пуста.
Я устал. Весна поблекла. С Небом порван мой завет.
Тридцать лет моих я прожил. Больше молодости нет.
Я в бесцельности блуждаю, в беспредельности грущу,
И, утратив счет ошибкам, больше Бога не ищу.
Я хотел от сердца к Небу перебросить светлый мост, —
Сердце прокляло созвездья, сердце хочет лучших звезд.
Что же мне еще осталось? С каждым шагом холодеть?
И на все, что просит счастья, с безучастием глядеть?
О, последняя надежда, свет измученной души,
Смерть, услада всех страданий, Смерть, я жду тебя, спеши!
Цветёт весёлый сад
В безмолвии ограды.
Увидеть нежный взгляд
Кусты и птицы рады.
С высокого крыльца
Походкою царицы
Несёт она зарницы
Над розами лица.
Как сказка голубая,
Ушла от ярких в тень,
Рукою нагибая
Коварную сирень.
Сиреневые сказки
Понятней, чем слова.
Кружится голова,
И руки жаждут ласки.
Она идёт в поля,
Шумят её одежды.
Угретая земля
Цветёт в лучах надежды,
И зелень влажных трав
Под жгучей лаской змия, —
О сладости благие
Развеянных отрав!
Идёт к реке весёлой,
По мягким берегам.
Развейся, зной тяжёлый,
По долам, по лугам!
Истома грёз и лени
В одеждах на песке,
И тихий смех в реке,
Лобзающей колени.
Но только злой дракон
На тело смотрит сонный,
А где же, где же он,
Желанный и влюблённый?
Опять идти одной,
Закутанной в одежды,
Сквозь яркие надежды
В истомный, томный зной.
Как очаровывает взоры
Востока чистая краса,
Сияя розами Авроры!
Быть может, эти небеса
Не целый день проторжествуют;
Быть может, мрак застигнет их
И ураганы добушуют
До сводов, вечно голубых!
Но любит тихое мечтанье
В цветы надежду убирать
И неба в утреннем сиянье
Прекрасный день предузнавать.Твои младенческие годы
Полетом ангела летят:
Твои мечты — мечты свободы,
Твоя свобода — мир отрад;
В твоих понятиях нет рока…
Несильной жертвы не губя,
Еще завистливого ока
Не обратил он на тебя;
Но будет час, он неизбежен,
Твоим очам откроет он
Сей мир, где разум безнадежен,
Где счастье — сон, беда — не сон.Пусть веры кроткое сиянье
Тебе осветит жизни путь;
Ее даров очарованье
Покоит страждущую грудь;
Она с надеждою отрадной
Велит без ропота сносить
Удары силы непощадной,
Терпеть, смиряться и любить.
Только я с тобой спознался,
Ты свободу отняла;
Как бы щастлив я назвался,
Естьлиб ты моя была.
Быть ли в сладкой мне надежде,
Иль любить себя маня,
Я тебе открылся прежде,
Любишь ли и ты меня?
Коль не любишь, не сердися,
Льзя без сердца отказать;
Естьли любишь, не стыдися
Мне любовь свою сказать.
Твой отказ всего тяжеле,
Что представить я могу,
Пленник твой, пока дух в теле,
Верь мой свет, ей ей не лгу.
Коль надежды я лишуся,
Буду вечно воздыхать,
Я к тому бессилен зрюся,
Чтоб тебя не вспоминать.
Непрестанно, повсеместно,
Будут горести со мной,
Мне лице твое прелестно,
И в тебе живет дух мой.
Не странны ли поэзовечера,
Бессмертного искусства карнавалы,
В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не быть пора,
В стране, где за обвалами — обвалы? Но не странней ли этих вечеров
Идущие на них? Да кто вы? — дурпи,
В разгар чумы кричащие: «Пиров!»
Или и впрямь, фанатики даров
Поэзии, богини всех лазурней!.. Поэт — всегда поэт. Но вы то! Вы!
Случайные иль чающие? Кто вы?
Я только что вернулся из Москвы,
Где мне рукоплескали люди-львы,
Кто за искусство жизнь отдать готовы! Какой шампанский, искристый экстаз!
О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!
Вы, тысячи воспламененных глаз, —
Благоговейных, скорбных, — верю в вас:
Глаза крылатой русской молодежи! Я верю в вас, а значит — и в страну.
Да, верю я, наперекор стихии,
Что вал растет, вздымающий волну,
Которая всё-всё сольет в одну,
А потому — я верю в жизнь России!..
Дубрава шумит;
Сбираются тучи;
На берег зыбучий
Склонившись, сидит
В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
И полночь и буря мрачат небеса;
И черные волны, вздымаясь, бушуют;
И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.
«Душа отцвела;
Природа уныла;
Любовь изменила,
Любовь унесла
Надежду, надежду — мой сладкий удел.
Куда ты, мой ангел, куда улетел?
Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:
Жила, и любила… и друга лишилась.
Теките струей
Вы, слезы горючи;
Дубравы дремучи,
Тоскуйте со мной.
Уж боле не встретить мне радостных дней;
Простилась, простилась я с жизнью моей:
Мой друг не воскреснет; что было, не будет…
И бывшего сердце вовек не забудет.
Ах! скоро ль пройдут
Унылые годы?
С весною — природы
Красы расцветут…
Но сладкое счастье не дважды цветет.
Пускай же драгое в слезах оживет;
Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;
Одна о минувшем тоска мне осталась».
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Любил я резвую Плениру,
Любил веселую Темиру,
Любил и сердцем и душой.
Они шутили, улыбались,
Моею страстью забавлялись;
А я — я слезы лил рекой!
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Мне горы золота сулили;
«Надейся!» — взором говорили.
Пришло к развязке наконец…
И что ж? мне двери указали!
«Учись знать шутку, друг!» — сказали.
Они смеются!.. я глупец!
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Тот ввек несчастлив будет с вами,
Кто любит прямо, не словами.
Вам мило головы кружить,
Играть невинными сердцами,
Дарить нас рабством и цепями
И только для тщеславья жить.
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Ах! лучше по лесам скитаться,
С лапландцами в снегу валяться
И плавать в лодке по морям,
Чем быть плаксивым Селадоном,
Твердить увы печальным тоном
И ввек служить потехой вам!
Нет, полно, полно! впредь не буду
Себя пустой надеждой льстить
И вас, красавицы, забуду.
Нет, нет! что прибыли любить?
Мой дух! доверенность к Творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не Он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень?
На поле смерти чья рука
Меня таинственно спасала
И жадный крови меч врага
И град свинцовый отражала?
Кто, кто мне силу дал сносить
Труды и глад, и непогоду, —
И силу — в бедстве сохранить
Души возвышенной свободу?
Кто вел меня от юных дней
К добру стезею потаенной
И в буре пламенных страстей
Мой был вожатый неизменной?
Он! Он! Его все дар благой!
Он есть источник чувств высоких
Любви к изящному прямой
И мыслей чистых и глубоких!
Все дар Его, и краше всех
Даров — надежда лучшей жизни!
Когда ж узрю спокойный брег,
Страну желанную отчизны?
Когда струей небесных благ
Я утолю любви желанье,
Земную ризу брошу в прах
И обновлю существованье?
Ты молодец! В тебе прекрасно
Кипит, бурлит младая кровь,
В тебе возвышенно и ясно
Святая к родине любовь
Пылает. Бойко и почтенно
За Русь и наших ты стоишь;
Об ней поешь ты вдохновенно,
Об ней ты страстно говоришь.
Судьбы великой, жизни славной
На много, много, много дней,
И самобытности державной,
И добродетельных царей,
Могучих силою родною,
Ты ей желаешь. Мил мне ты.
Сияют светлой чистотою
Твои надежды и мечты.
Дай руку мне! Но ту же руку
Ты дружелюбно подаешь
Тому, кто гордую науку
И торжествующую ложь
Глубокомысленно становит
Превыше истины святой,
Тому, кто нашу Русь злословит
И ненавидит всей душой,
И кто неметчине лукавой
Передался.- И вслед за ней,
За госпожею величавой,
Идет блистательный лакей…
А православную царицу,
А матерь русских городов
Сменить на пышную блудницу
На Вавилонскую готов!
Дай руку мне! Смелей, мужайся,
Святым надеждам и мечтам
Вполне служи, вполне вверяйся,
Но не мирволь своим врагам!
В чаду утех, надежд и обольщений
Не забывай, гордясь избытком сил,
Тяжелых дней, мучительных мгновений
Всего, что сердцем пережил!
Для тайнаго грядущаго—науку
Ты в памяти былого обретешь,
Обман надежд, измену и разлуку —
Все горькое—смелей перенесешь.
Не обновит души твоей забвенье:
Нет блага в нем—о, не желай его!
Оно—изсохший ключ, оцепененье,
Могила сердца твоего.
Миг счастия с утратою былою
Таинственно в тебе сопряжены;
Сжилась печаль, как старый друг, с тобою,
Утратив горечь новизны.
Кто горе знал, тому полнее радость
Но разорви с былым живую нить —
Насущных благ целительную сладость
Безсилен будешь ты ценить.
Как чередой полунощныя тени
Сменяет дня животворящий свет,
Так нет без горя наслаждений
И без слезы—улыбки нет.
К Федору Петровичу Львову, у коего
первая супруга была Надежда
Луч, от света отделенный,
Льющего всем солнцам свет,
Прежде в дух мой впечатленный,
Чем он прахом стал одет,
Беспрестанно ввысь парящий
И с собой меня манящий
К океану своему, —
Хоть претит земли одежда,
Но несешь меня к нему
Ты желаний на крылах,
О бессмертная Надежда,
Обещательница благ!
Глупые мечтают смертны
О каких-то днях златых;
Суеты их неиссчетны,
Ищет целей всяк своих.
Я премены вижу света:
Зрю зимы, весны дни, лета
И осенних дней возврат;
Стареют, юнеют роды,
Зрю всему свой круг, свой ряд;
Но довольным не хощу
Быть теченьем сим природы, —
Всё чего-то вновь ищу.
Век меня Надежда льстила:
Утешала детски дни,
Храбрость мужеству дарила,
Умащала седины
И, пред близкой днесь могилой
Укрепя своею силой,
Сыплет предо мной цветы;
Вечности на праге стоя,
Жизнь люблю и суеты;
Славы мню стяжать венец,
Беспокоюсь средь покоя, —
И еще ль я не глупец?
Так кажусь пусть я безумным,
Пусть Надежда бред глупцов;
Но как морем жизни шумным
Утопаю средь валов,
Чем-то дух мой всё бодрится:
Должно, должно мне родиться
К лучшему чему ни есть.
Ах! коль чувство что внушает,
Ум дает и сердце весть, —
Истины то знак для нас;
Дух никак не облыгает.
Глас Надежды — божий глас.
Глас Надежды — сердца сладость,
Восхищение ума,
О добре грядущем радость.
Хоть невидима сама,
Но везде со мною ходит,
Время весело проводит
И в забавах и в бедах.
На нее зря, улыбаться
Буду в смертных я часах, —
И как хлад польет в крови,
Буду риз ее держаться
До объятия любви.
Так надежды пресекает
Лишь одна любовь полет,
Как во солнце утопает
Лучезарном искры свет.
С богом как соединимся,
В свете вечном погрузимся
Пламенем любви своей,
Смертная спадет одежда,
Мы в блистании лучей
Жизнью будем жить духов. —
Верь, жива твоя Надежда,
Ты ее увидишь, Львов.
Блеском утра озаренный,
Светоносный, окрыленный,
Ангел встретился со мной:
Взор его был грустно-ясен,
Лик задумчиво-прекрасен;
Над главою молодой
Кудри легкие летали,
И короною сияли
Розы белые на ней,
Снега чистого белей
На плечах была одежда:
Он был светел, как надежда,
Как покорность небу, тих;
И на крылиях живых —
Как с приветственного брега
Голубь древнего ковчега
С веткой мира — он летел…
С чем летел? куда?.. Я знаю!
Добрый путь! благословляю,
Божий ангел, твой удел.
Ждут тебя; твое явленье
Будет там, как провиденье,
Откровенное очам;
Сиротство увидишь там,
Младость плачущую встретишь
И скорбящую любовь
И для них надеждой вновь
Опустелый мир осветишь…
С нами был твой чистый брат;
Срок земной его свершился,
Он с землей навек простился,
Он опять на небо взят;
Ты им дан за их утрату;
Твой черед — благотворить
И отозванному брату
На земле заменой быть.
Я как сокровище на памяти моей
Сберег прошедшее: надежды прежних дней,
Желанья, радости, мелькавшие когда-то,
Всё, всё мне дорого и всё доселе свято.
Я памятью живу: и как не жить? Я был
Для счастия рожден. Я с детства полюбил
Уединение, природу, кров домашний
И лень беспечную. Мечтой моей всегдашней
Выл тихий уголок в родном моем селе,
Хозяйка умная, щи-каша на столе,
Да полка добрых книг, да лес густой, да поле,
Где мог бы я порой размыкать грусть на воле.
Не то сбылось со мной. Мой юношеский сон
Развеян случаем. Я в жертву принесен
Тщеславья, чуждого душе моей (в угоду
Чужого мнения). Я потерял свободу,
Которая была любимого мечтой
Души восторженной. Теперь в толпе людской
Вполне затерянный — без цели, без участья
И без надежд иду по скользкому пути:
Как мало, кажется, нам надобно для счастья.
Как много надобно, чтоб нам его найти!..
Я многим верил до исступленности,
С такой надеждой, с такой любовью!
И мне был сладок мой бред влюбленности,
Огнем сожженный, залитый кровью.
Как глухо в безднах, где одиночество,
Где замер сумрак молочно-сизый…
Но снова голос! зовут пророчества!
На мутных высях чернеют ризы!
«Брат, что ты видишь?» — Как отзвук молота,
Как смех внемирный, мне отклик слышен:
«В сияньи небо — вино и золото! —
Как ярки дали! как вечер пышен!»
Отдавшись снова, спешу на кручи я,
По острым камням, меж их изломов.
Мне режут руки цветы колючие,
Я слышу хохот подземных гномов.
Но в сердце — с жаждой решенье строгое,
Горит надежда лучом усталым.
Я много верил, я проклял многое,
И мстил неверным в свой час кинжалом.
Я многим верил до изступленности,
С такой надеждой, с такой любовью!
И мне был сладок мой бред влюбленности,
Огнем сожженный, залитый кровью.
Как глухо в безднах, где одиночество,
Где замер сумрак молочно-сизый…
Но снова голос! зовут пророчества!
На мутных высях чернеют ризы!
«Брат, что ты видишь?» — Как отзвук молота,
Как смех внемирный, мне отклик слышен:
«В сияньи небо — вино и золото! —
Как ярки дали! как вечер пышен!»
Отдавшись снова, спешу на кручи я,
По острым камням, меж их изломов.
Мне режут руки цветы колючие,
Я слышу хохот подземных гномов.
Но в сердце — с жаждой решенье строгое,
Горит надежда лучем усталым.
Я много верил, я проклял многое,
И мстил неверным в свой час кинжалом.
Дай мне минувших годов увлечения,
Дай мне надежд зоревые огни,
Дай моей юности светлого гения,
Дай мне былые мятежные дни.
Дай мне опять ошибаться дорогами,
Видеть их страхи вдали пред собой,
Дай мне надежд невозможных чертогами
Скрашивать жизни обыденный строй;
Дай мне восторгов любви с их обманами,
Дай мне безумья желаний живых,
Дай мне погаснувших снов с их туманами,
Дум животворных и грез золотых;
Дай — и возьми всю уверенность знания,
Всю эту ношу убитых страстей,
Эту обдуманность слов и деяния
В мерном теченьи и в знаньи людей.
Все ты возьми, в чем не знаю сомнения,
В правде моей — разуверь, обмани, —
Дай мне минувших годов увлечения,
Дай мне былые, мятежные дни!..
Долго ль мучить будешь ты, грудь терзая?
Рань ты сердце сильно, его пронзая.
Рань меня ты, только не рань к несчастью,
Пленного страстью.Зрак твой в мысли, властвуя, обитает,
Непрестанно сердце тобою тает;
Весь наполнен ум мой тобой единой,
Муки причиной.Будь причиной, вместо того, утехи,
Воздыханья ты преврати мне в смехи,
Люты преврати мне печали в радость,
Горести — в сладость! Дай надежды сердцу, драгая, боле,
Облегченье тяжкой моей неволе.
Иль надежды тщетно себе желаю,
Тщетно пылаю.Отгони ты прочь беспокойно время,
Сбрось с меня тобой возложенно бремя,
Премени, сложив сей тяжелый камень,
Хлад свой ты в пламень! Будь хоть мало жару сему причастна,
Будь хоть меньше мной, как тобой я, страстна,
Тай, моей ты нежности отвечая,
Взоры встречая.Нет терпети больше страданья мочи;
Обрати ко мне дорогие очи
И введи меня ты из жизни слезной
В мысли любезной!
Ты говорила мне «люблю»,
Но это по ночам, сквозь зубы.
А утром горькое «терплю»
Едва удерживали губы.
Я верил по ночам губам,
Рукам лукавым и горячим,
Но я не верил по ночам
Твоим ночным словам незрячим.
Я знал тебя, ты не лгала,
Ты полюбить меня хотела,
Ты только ночью лгать могла,
Когда душою правит тело.
Но утром, в трезвый час, когда
Душа опять сильна, как прежде,
Ты хоть бы раз сказала «да»
Мне, ожидавшему в надежде.
И вдруг война, отъезд, перрон,
Где и обняться-то нет места,
И дачный клязьминский вагон,
В котором ехать мне до Бреста.
Вдруг вечер без надежд на ночь,
На счастье, на тепло постели.
Как крик: ничем нельзя помочь! —
Вкус поцелуя на шинели.
Чтоб с теми, в темноте, в хмелю,
Не спутал с прежними словами,
Ты вдруг сказала мне «люблю»
Почти спокойными губами.
Такой я раньше не видал
Тебя, до этих слов разлуки:
Люблю, люблю… ночной вокзал,
Холодные от горя руки.
Он ничего не потерял, кроме надежды.А. П<ушкин>
О, дайте мне кинжал и яд,
Мои друзья, мои злодеи!
Я понял, понял жизни ад,
Мне сердце высосали змеи!..
Смотрю на жизнь, как на позор —
Пора расстаться с своенравной
И произнесть ей приговор
Последний, страшный и бесславный!
Что в ней? Зачем я на земле
Влачу убийственное бремя?..
Скорей во прах!.. В холодной мгле
Покойно спит земное племя:
Ничто печальной тишины
Костей иссохших не тревожит,
И череп мертвой головы
Один лишь червь могильный гложет.
Безумство, страсти и тоска,
Любовь, отчаянье, надежды
И все, чем славились века,
Чем жили гении, невежды, —
Все праху, все заплатит дань,
До той поры, пока природа
В слух уничтоженного рода
Речет торжественно: «Восстань!»
Кругом обставшие меня
Всегда безмолвные предметы,
Лучами тайного огня
Вы осиянны и согреты.
Безумно-радостной мечтой
Себя пред вами забавляю, —
За вашей грубой пеленой
Нездешний мир я различаю.
От места к месту я иду,
Природу строго испытую,
И сокровенного всё жду,
И с тем, что явлено, враждую.
Вовек, быть может, обрести
Предвечной тайны не сумею,
Но к ней ведущие пути
Я не исследовать не смею.
Иду в пустынные места,
Где жизнь всё та же, что и прежде,
И шуму каждого листа
Внимаю в трепетной надежде.
К закату дня устав искать,
Не находя моей святыни,
Спешу в мечтаниях создать
Черты таящейся богини.
Какой-то давний, вещий сон
Припоминаю слабо, смутно:
Вот, вот маячит в сердце он, —
И погасает поминутно…
Или надежды устремлять
К тебе, таинственно грядущей,
К тебе, святую благодать
Успокоения несущей?
И только ты в заветный срок,
Определив конец дорогам,
Меня поставишь на порог
Перед неведомым чертогом?
Зарю твою утренней тучей
Покрыла ли горести мгла?
Исчезла ли тенью летучей
Пора, где и грусть нам мила?
И в жизни навек ли завяли
Все чувства души молодой? —
Приди ты ко мне, дочь печали,
Приди, я заплачу с тобой!
Была ли, о дева младая,
Любовь для тебя как рудник,
В который, блеск злата встречая,
Впервые взор жадный проник?
Там, сверху, вес светится щедро,
Несметный там чудится клад,
Но глубже спустясь в его недро,
Нашла ль ты лишь мрачность и хлад?
Надежда манила ли рано
Тебя, как та птица—дитя,
С добычей драгой талисмана
Все с ветки на ветку летя?
Тебе она так ли казала
Вблизи свой волшебный приман?
И так ли опять улетала,
С собой унося талисман?
Так грустно, так быстро прошли ли
Сквозь горе блестящие дни?
Во всем, что надежды сулили,
Нашла ль ты обманы одни?
И в жизни навек ли завяли
Все чувства души молодой? —
Приди ты ко мне, дочь печали,
Приди, я заплачу с тобой!
Твой локон не свивается в кольцо,
и пальца для него не подобрать
в стремлении очерчивать лицо,
как ранее очерчивала прядь,
в надежде, что нарвался на растяп,
чьим помыслам стараясь угодить,
хрусталик на уменьшенный масштаб
вниманья не успеет обратить.
Со всей неумолимостью тоски,
с действительностью грустной на ножах,
подобье подбородка и виски
большим и указательным зажав,
я быстро погружаюсь в глубину,
особенно устами, как фрегат,
идущий неожиданно ко дну
в наперстке, чтоб не плавать наугад.
По горло или все-таки по грудь,
хрусталик погружается во тьму.
Но дальше переносицы нырнуть
еще не удавалось никому.
Какой бы не почувствовал рывок
надежды, но (подальше от беды)
всегда серо-зеленый поплавок
выскакивает к небу из воды.
Ведь каждый, кто в изгнаньи тосковал,
рад муку, чем придется, утолить
и первый подвернувшийся овал
любимыми чертами заселить.
И то уже удваивает пыл,
что в локонах покинутых слились
то место, где их Бог остановил,
с тем краешком, где ножницы прошлись.
Ирония на почве естества,
надежда в ироническом ключе,
колеблема разлукой, как листва,
как бабочка (не так ли?) на плече:
живое или мертвое, оно,
хоть собственными пальцами творим, —
связующее легкое звено
меж образом и призраком твоим.
Ночного неба свод далекий
Весь в крупных звездах. Все молчит.
Лишь моря слышен шум глубокий
Да сердце трепетно стучит.
Стою, в тревоге ожиданья,
Исполнен радостных надежд…
И вот — шаги среди молчанья,
Шаги и легкий шум одежд!
И верю, и не верю счастью,
Гляжу с надеждою во тьму…
Ужель опять с блаженной страстью
Твои колени обниму?
Как ты, покорно и не споря,
Отдашься мне! Еще хранят
Твои одежды свежесть моря,
И в темноте сияет взгляд.
Нет, никогда уже не буду
С другой я счастлив! Эти дни
За мною следуют повсюду
И в сердце не умрут они.
Ты первого меня любила…
Никто, наперекор судьбе,
Не возвратит того, что было,
Не заменит меня тебе!
Люблю, исполнен тайной муки,
Люблю тебя, как светлый сон,
И каждый горький миг разлуки
Собою озаряет он.
И пусть в нем было все случайно, -
Благословляю день и час,
Когда навеки сладкой тайной
Судьба соединила нас!
Чу, соловьи!.. Звезды им улыбаются,
Тени им шепчут привет,
Радужным роем в душе просыпаются
Грезы утраченных лет.
Дышит теплом эта ночка весенняя,
Вкрадчиво пахнет сирень…
Спи, брат! чтоб мог ты во сне откровеннее
Бредить, чем в суетный день,—
Суетный день был врагом поздней нежности,
Поздней надежды и слез…
Спи, милый друг, чтоб не знать безнадежности
И не осмеивать грез!..
Чу, соловьи!.. Звезды им улыбаются,
Тени им шепчут привет,
Радужным роем в душе просыпаются
Грезы утраченных лет.
Дышит теплом эта ночка весенняя,
Вкрадчиво пахнет сирень…
Спи, брат! чтоб мог ты во сне откровеннее
Бредить, чем в суетный день,—
Суетный день был врагом поздней нежности,
Поздней надежды и слез…
Спи, милый друг, чтоб не знать безнадежности
И не осмеивать грез!..
Опять опадают кусты и деревья,
Бронхитное небо слезится опять,
И дачники, бросив сырые кочевья,
Бегут, ошалевшие, вспять.Опять перестроив и душу и тело
(цветочки и в летнее солнце — увы!)
Творим городское, ненужное дело
До новой весенней травы.Начало сезона. Ни света, ни красок,
Как призраки, носятся тени людей…
Опять одинаковость сереньких масок
От гения до лошадей.По улицам шляется смерть.
Проклинает
Безрадостный город и жизнь без надежд,
С презреньем, зевая, на землю толкаетНесчастных, случайных невежд.
А рядом духовная смерть свирепеет
И сослепу косит, пьяна и сильна.
Все мало и мало-коса не тупеет, И даль безнадежно черна.
Что будет? опять соберутся гучковы
И мелочи будут, скучая, жевать.
А мелочи будут сплетаться в оковы,
И их никому не порвать.О, дом сумасшедших, огромный и грязный!
К оконным глазницам припал человек:
Он видит бесформенный мрак безобразный,
И в страхе, что это навек.В мучительной жажде надежды и красок
Выходит на улицу, ищет людей…
Как страшно найти одинаковость масок
От гения до лошадей!
По целым дням чего-то все желать,
Чего? не понимая;
Зарадоваться вдруг и вслед за тем — вздыхать,
О чем, не очень зная;
Все утро проскучать и вечера хотеть,
А вечером об утре сожалеть;
Страшить себя, когда надеждой можно льститься;
Надеждой льстить себе, как надобно страшиться;
Всем жертвовать и трепетать,
Не мало ли еще пожертвовано было?
Терзаться тем, что прежде веселило;
Страдать и обожать страдания свои;
Вдруг ненавидеть их, с самим собой сражаться;
И вдруг, забыв страдания свои,
В мечты блаженства погружаться;
То робким иногда, то слишком дерзким быть,
То подозрительным, то очень легковерным;
Всем верить, и считать на свете все неверным;
Чужому все открыть, от дружбы все таить;
Соперником считать невинного душою;
Короче: ночью сна, а днем не знать покою,
Вот смысл, но слабою наброшенный рукою,
Глагола страшного любить_;
Вот что испытывал (я знаю над собою),
Кто в жизни раз влюбленным был,
И вот зачем никто два раза не любил.
Пусть злая осень добила дождем
Па́жити, ветром измятые, —
Вы, как птенцы, народились в моем
Сердце — надежды крылатые.
Солнце зовет вас покинуть туман,—
Солнце зовет все, что молодо
К свету, к теплу, в рай полуденных стран,
От листопада и холода…
Тщетно! Для севера вы рождены,
Вьюг наших трусить не будете,
И, дострадавшись до новой весны,
Песнями лес наш разбудите.
Пусть злая осень добила дождем
Па́жити, ветром измятые, —
Вы, как птенцы, народились в моем
Сердце — надежды крылатые.
Солнце зовет вас покинуть туман,—
Солнце зовет все, что молодо
К свету, к теплу, в рай полуденных стран,
От листопада и холода…
Тщетно! Для севера вы рождены,
Вьюг наших трусить не будете,
И, дострадавшись до новой весны,
Песнями лес наш разбудите.