На разведенном мосту
В день, ставший праздником ныне,
Кончилась юность моя.
Стройный мост из железа ажурного,
Застекленный осколками неба лазурного.Попробуй вынь его
Из неба синего —
Станет голо и пусто.Это и есть искусство.
О расставаньи на мосту
И о костре в ночном тумане
Вздохнул. А на окне в цвету
Такие яркие герани.Пылят стада, пастух поет…
Какая ясная погода.
Как быстро осень настает.
Уже пятнадцатого года.
Говорить не буду о смерти,
и без слов всё вокруг — о смерти.
Кто хочет и не хочет — верьте,
что живы мёртвые.Не от мертвых — отступаю,
так надо — я отступаю,
так надо — я мосты взрываю,
за мостами — не мёртвые… Перекрутились, дымясь, нити,
оборвались, кровавясь, нити,
за мостами остались — взгляните!
Живые — мертвее мёртвых.
Дрожат перила. Зноем дышит ветер.
В пыли, в поту бетонные быки.
И день и ночь, как заводской конвейер,
Грохочет мост
над пропастью реки.
С него сползает, пробуя моторы,
Поток машин гружёных и пустых.
И светофоры, словно контролёры,
Внимательно
Осматривают
Их…
Между Временем и Вечностью,
Как над брызнувшей водой,
К нам заброшен бесконечностью
Мост воздушно-золотой, —
Разноцветностью играющий,
Видный только для того,
Кто душою ожидающей
Любит Бога своего, —
Кто, забыв свое порочное,
Победил громаду зол,
И, как радуга непрочная,
Воссиял — и отошел.
Ветер хрипит на мосту меж столбами,
Черная нить под снегами гудет.
Чудо ползет под моими санями,
Чудо мне сверху поет и поет…
Всё мне, певучее, тяжко и трудно,
Песни твои, и снега, и костры…
Чудо, я сплю, я устал непробудно.
Чудо, ложись в снеговые бугры! 28 декабря 1903
Свирель запела на мосту,
И яблони в цвету.
И ангел поднял в высоту
Звезду зеленую одну,
И стало дивно на мосту
Смотреть в такую глубину,
В такую высоту.
Свирель поет: взошла звезда,
Пастух, гони стада…
И под мостом поет вода:
Смотри, какие быстрины? ,
Оставь заботы навсегда,
Такой прозрачной глубины
Не видел никогда…
Такой глубокой тишины
Не слышал никогда…
Смотри, какие быстрины,
Когда ты видел эти сны?..22 мая 1908
Не ходи дальше лесу,
не ищи в реке броду,
вот поляна, проселок и мост.
Только бедному бесу
лишь бы сунуться в воду,
как на руль понадеясь на хвост.Но тебе, а не бесу
в этом нет интересу,
хлопочи-топочи по мосту,
не стесняясь походки,
но, дойдя до середки,
погляди с глубины в высоту.
Мост Вздохов
Здесь нашу песенку невольно
Припомнишь: «По мосту, мосту».
Мостов раскинулось довольно
В длину, и вширь, и в высоту.
Назло ногам, назло коленям,
Куда,, пожалуй, ни иди,
Все лазишь по крутым ступеням,
А мост все видишь впереди.
Иной из них глядит картинно:
Изящность в нем и легкость есть,
Но нелегко в прогулке длинной
Лезть, а спустившись, снова лезть.
Тут на ногах как будто гири,
В суставах чувствуешь свинец,
И каждый мост — мост dеи sospиrи,
И мост одышки, наконец.
1863 или 1864
Над болотом позабытым брошен мост,
За болотом позабытым брызги звезд.
Там, за топью, цепенея, спит Лазурь,
Затаив для дней грядущих сумрак бурь.
Неживые, пропадают брызги звезд,
И к болоту от болота брошен мост.
И одно лишь не обманет — жадность бурь,
Ею дышит — с ней в объятьях — спит Лазурь
Видишь мост. За этим мостом
Есть тропинка в лесу густом.
Если хочешь — иди по ней
Много тысяч ночей и дней.
Будешь есть чернику и мох,
Будут ноги твои в крови —
Но зато твой последний вздох
Долетит до твоей любви.Видишь дом. Это дом такой,
Где устали ждать покой,
Тихий дом из синего льда,
Где цветут левкои всегда.
…Поглядишь с балкона на юг,
Мост увидишь и дальний лес,
И не вспомнишь даже, мой друг,
Что твой свет навсегда исчез.
Если ты красоте поклоняешься,
Снег и зиму люби. Красоту
Называют недаром холодною, —
Погляди на коней на мосту,
Полюбуйся Дворцовою площадью
При сиянии солнца зимой:
На колонне из белого мрамора
Черный ангел с простертой рукой.
Не картина ли? Погляди на коней на мосту… — статуи работы П.К. Клодта на Аничковом мосту в Петербурге.
На колонне из белого мрамора… — покрытая инеем Александровская колонна, на Дворцовой площади.Год написания: без даты
Этот город воды, колонад и мостов,
Верно, снился тому, кто сжимая виски,
Упоительный опиум странных стихов,
Задыхаясь, вдыхал после ночи тоски.В освещенных витринах горят зеркала,
Но по улицам крадется тихая темь,
А колонна крылатого льва подняла,
И гиганты на башне ударили семь.На соборе прохожий еще различит
Византийских мозаик торжественный блеск
И услышит, как с темной лагуны звучит
Возвращаемый медленно волнами плеск.
В снега окутанный, тугой,
На город дует «ост»,
Ангарский мост резной дугой
Лежит до самых звезд.
Вода дробит десятки лун,
Сигналов красных гвоздь;
Дрожит перил седой чугун,
Бетон промерз насквозь.
Колеблет гроздья фонарей,
В снегу синей следы.
За мост авто летят скорей,
А сверху зреют фонарей
Оранжевых плоды.
А город встал в огромный рост
И здесь, и за рекой.
Его в погоне спелых звезд
Соединил ангарский мост
Гигантскою рукой.
Страшно! Небо мглой объято,
И скала скалу гнетет.
Меж скалами круто сжата
Хлещет пена водоската,
Прыщет, воет и ревет.
Ветер рвет в ласкутья ризу,
Что туман горам соткал;
Я леплюсь по их карнизу,
Тучи сверху, тучи снизу,
Сверху, снизу — ребра скал
Муза! Дай мне голос барда —
Голос в божью высоту!
Я без крыл здесь на лету:
Я — на высях Сен-Готарда,
Я — на Чортовом мосту!
Железный мост откинут
И в крепость не пройти.
Свернуть бы на равнину
С опасного пути? Но белый флаг на башне,
Но узкое окно!
О, скучен мир домашний,
И карты, и вино! Я знаю — есть распятья
И латы на стенах,
В турецкой темной рати
Непобедимый страх.Пустыни, минареты,
И дым, и облака.
И имя Баязета,
Пронзившее века.Белеют бастионы
За мутною рекой,
Знамена и короны
Озарены луной.И на воротах слово, —
Старинно и темно, —
Что на пути Христовом
Блаженство суждено.
Отвлеченной сложностью персидского ковра,
Суетливой роскошью павлиньего хвоста
В небе расцветают и темнеют вечера.
О, совсем бессмысленно и все же неспроста.Голубая яблоня над кружевом моста
Под прозрачно призрачной верленовской луной
Миллионнолетняя земная красота,
Вечная бессмыслица — она опять со мной.В общем, это правильно, и я еще дышу.
Подвернулась музыка: ее и запишу.
Синей паутиною (хвоста или моста),
Линией павлиньей. И все же неспроста.
Почернел, искривился бревенчатый мост,
И стоят лопухи в человеческий рост,
И крапивы дремучей поют леса,
Что по ним не пройдет, не блеснет коса.
Вечерами над озером слышен вздох,
И по стенам расползся корявый мох.
Я встречала там
Двадцать первый год.
Сладок был устам
Черный душный мед.
Сучья рвали мне
Платья белый шелк,
На кривой сосне
Соловей не молк.
На условный крик
Выйдет из норы,
Словно леший дик,
А нежней сестры.
На гору бегом,
Через речку вплавь,
Да зато потом
Не скажу: оставь.
Однажды Бог печален был,
Упало много звезд,
Потоки слез, поток светил,
На Землю звездный мост.
Огни в разявшейся Земле
Упали глубоко.
И снова светел Бог во мгле,
Ему теперь легко.
А слезы-звезды, в глубине,
Как зерна, проросли.
И светит ландыш при Луне,
В серебряной пыли.
Вся многозвездность Божьих дум
Как сад и лес взошла.
И нежен желтой нивы шум,
Как тихий всплеск весла.
Среди искусственного озера
Поднялся павильон фарфоровый.
Тигриною спиною выгнутый,
Мост яшмовый к нему ведет.И в этом павильоне несколько
Друзей, одетых в платья светлые,
Из чаш, расписанных драконами,
Пьют подогретое вино.То разговаривают весело,
А то стихи свои записывают,
Заламывая шляпы желтые,
Засучивая рукава.И ясно видно в чистом озере —
Мост вогнутый, как месяц яшмовый,
И несколько друзей за чашами,
Повернутых вниз головой.
Чем заслужить тебе и чем воздать —
Присноблаженная! — Младенца Мать! Над стеклянеющею поволокой
Вновь подтверждающая: — Свет с Востока! От синих глаз его — до синих звезд
Ты, радугою бросившая мост! * * *Не падаю! Не падаю! Плыву!
И — радугою — мост через Неву.Жизнеподательница в час кончины!
Царств утвердительница! Матерь Сына! В хрип смертных мук его — в худую песнь! —
Ты — первенцево вбросившая: «Есмь!»10 декабря
Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно — видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один — туда, куда толпа.
И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идет по замкнутому кругу -
И круг велик, и сбит ориентир.
Течет под дождь попавшая палитра,
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.
Ничье безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервет.
Но есть ли это — вечное движенье,
Тот самый бесконечный путь вперед?
Отчего люблю я эстакады,
кранов разведенные мосты,
сварки ослепительной разряды —
гроздьями с небесной высоты? А названья? «Грейферы» и «пратцы»,
как жаргон бывалых моряков,
девочки с походочкой моряцкой
в званье заводских крановщиков. На земле гремит ночная смена,
по земле идет рабочий класс,
а девчонки, — краны как антенны, —
с космосом налаживают связь. Там на верхотуре эстакады
крановщицы сдвинули мосты,
грозовые к ним летят разряды
гроздьями с небесной высоты.
F. W.
На Прачечном мосту, где мы с тобой
уподоблялись стрелкам циферблата,
обнявшимся в двенадцать перед тем,
как не на сутки, а навек расстаться,
— сегодня здесь, на Прачечном мосту,
рыбак, страдая комплексом Нарцисса,
таращится, забыв о поплавке,
на зыбкое свое изображенье.
Река его то молодит, то старит.
То проступают юные черты,
то набегают на чело морщины.
Он занял наше место. Что ж, он прав!
С недавних пор все то, что одиноко,
символизирует другое время;
а это — ордер на пространство.
Пусть
он смотрится спокойно в наши воды
и даже узнает себя. Ему
река теперь принадлежит по праву,
как дом, в который зеркало внесли,
но жить не стали.
Она лежала у моста. Хотели немцы
Ее унизить. Но была та нагота,
Как древней статуи простое совершенство,
Как целомудренной природы красота.
Ее прикрыли, понесли. И мостик шаткий
Как будто трепетал под ношей дорогой.
Бойцы остановились, молча сняли шапки,
И каждый понимал, что он теперь — другой.
На Запад шел судья. Была зима как милость,
Снега в огне и ненависти немота.
Судьба Германии в тот мутный день решилась
Над мертвой девушкой, у шаткого моста.
У моста над Невою плавной,
Под электрическим лучом,
Стоит один из стаи славной
С высоко поднятым мечом.Широкий плащ с плеча спадает —
Его не сбросит ветр сырой,
Живая память увядает, —
И забывается герой.Гудок мотора, звон трамвая…
Но взор поэта ищет звезд.
Передо мной во мгле всплывают
Провалы Альп и Чертов мост.И ухо слышит клики те же,
Что слышал ты, ведя на бой,
И гений славы лавром свежим
Венчает дряхлый кивер твой!..
На Карловом мосту ты улыбнешься,
переезжая к жизни еженощно
вагончиками пражского трамвая,
добра не зная, зла не забывая.
На Карловом мосту ты снова сходишь
и говоришь себе, что снова хочешь
пойти туда, где город вечерами
тебе в затылок светит фонарями.
На Карловом мосту ты снова сходишь,
прохожим в лица пристально посмотришь,
который час кому-нибудь ответишь,
но больше на мосту себя не встретишь.
На Карловом мосту себя запомни:
тебя уносят утренние кони.
Скажи себе, что надо возвратиться,
скажи, что уезжаешь за границу.
Когда опять на родину вернешься,
плывет по Влтаве желтый пароходик.
На Карловом мосту ты улыбнешься
и крикнешь мне: печаль твоя проходит.
Я говорю, а ты меня не слышишь.
Не крикнешь, нет, и слова не напишешь,
ты мертвых глаз теперь не поднимаешь
и мой, живой, язык не понимаешь.
На Карловом мосту — другие лица.
Смотри, как жизнь, что без тебя продлится,
бормочет вновь, спешит за часом час…
Как смерть, что продолжается без нас.
Чуть утро настало, за́ мостом сошлись,
Чуть утро настало, стада еще не паслись.
Приехало две кареты — привезло четверых,
Уехало две кареты — троих увезло живых.
Лишь трое слыхало, как павший закричал,
Лишь трое видало, как кричавший упал.
А кто-то слышал, что он тихо шептал?
А кто-то видел в перстне опал?
Утром у моста коров пастухи пасли,
Утром у моста лужу крови нашли.
По траве росистой след от двух карет,
По траве росистой — кровавый след.
Лошадь влекли под уздцы на чугунный
Мост. Под копытом чернела вода.
Лошадь храпела, и воздух безлунный
Храп сохранял на мосту навсегда.
Песни воды и хрипящие звуки
Тут же вблизи расплывались в хаос.
Их раздирали незримые руки.
В черной воде отраженье неслось.
Мерный чугун отвечал однотонно.
Разность отпала. И вечность спала.
Черная ночь неподвижно, бездонно —
Лопнувший в бездну ремень увлекла.
Всё пребывало. Движенья, страданья
Не было. Лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
Вечно застывший висел человек.
Томный, стройный, строгий, грустный,
Кто ты: горец иль стрелок?
Мост согнулся неискусный
Через вспененный поток.
Что таким пристрастьем тянет
Твой, к воде склоненный, взор?
Схватит, свяжет и обманет
Волн излучистый узор.
Ты простер, уйти не смея,
Руки к пенистой судьбе.
Но из пены Лорелея
Подымает взор к тебе.
Тихо смотрит, тихо плачет,
Клонит голову в венке,
И стыдливо горе прячет
В буйно вспененной реке.
Что ты шепчешь? Кто услышит?
«Жизнь грустна. Грустнее смерть».
На мосту пустом колышет
Ветер сломанную жердь.
По широким мостам… Но ведь мы все равно не успеем,
Эта вьюга мешает, ведь мы заблудились в пути
По безлюдным мостам, по широким и черным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.Просыпаясь дымит и вздыхает тревожно столица.
Рестораны распахнуты. Стынет дыханье в груди.
Отчего нам так страшно? Иль, может быть, все это снится, Ничего нет в прошедшем, и нет ничего впереди? Море близко. Светает. Шаги уже меряют где-то,
Но как скошены ноги, я больше бежать не могу.
О еще б хоть минуту! И щелкнул курок пистолета,
Все погибло, все кончено… Видишь ты, — кровь на снегу.Тишина. Тишина. Поднимается солнце. Ни слова.
Тридцать градусов холода. Тускло сияет гранит.
И под черным вуалем у гроба стоит Гончарова,
Улыбается жалко и вдаль равнодушно глядит.
«Не пеки, жена, блинов мне,
А не то, я распеку».
А жена перечит мужу:
— «Вот на зло да напеку…»
«Не носи блинов мне в поле;
Заруби ты на носу…»
А жена перечит мужу:
— «Вот на зло да принесу».
«А пойдешь, так мост минуй ты…»
— «Через мост на зло пойду…»
«Не клади в подол каменьев…»
— «Непременно накладу…»
«Да не прыгай с моста в воду…»
А жена кричит: «спрыгну!…»
«Не вспугни чертей в болоте»…
А жена кричит: «вспугну!…»
* * *
Ехал муж чрез мост обратно,
А его чертенок вплавь
Догоняет: «Друг любезный!
От жены своей—избавь!…
От нея теперь житья нет
Мне в воде…»—«Ну ладно, брат:
Коль тебе с ней тошно стало,
Так возьмет-ли муж назад?»
Ночь, как раны, огни зализала.
Смотрят звезды глазками тюрьмы,
ну, а мы под мостом Салазара —
в его черной-пречерной тени.Оказал нам диктатор услугу,
и, ему под мостом не видны,
эмигрируем в губы друг к другу
мы из этой несчастной страны.Под мостом из бетона и страха,
под мостом этой власти тупой
наши губы — прекрасные страны,
где мы оба свободны с тобой.Я ворую свободу, ворую,
и в святой уворованный миг
счастлив я, что хотя б в поцелуе
бесцензурен мой грешный язык.Даже в мире, где правят фашисты,
где права у людей так малы,
остаются ресницы пушисты,
а под ними иные миры.Но, одетая в тоненький плащик,
мне дарящая с пальца кольцо,
португалочка, что же ты плачешь?
Я не плачу. Я выплакал все.Дай мне губы. Прижмись и не думай.
Мы с тобою, сестренка, слабы
под мостом, как под бровью угрюмой
две невидимых миру слезы…
Над глубью бездны перекинут,
Повис дрожащий узкий мост.
Над ним в холодном небе стынут
Лучи всегда бесстрастных звезд.
И здесь, на зыбкой середине
Моста, сошлись мы, два врага.
Сошлись одни в ночной пустыне:
Вкруг — бездна, звезды да снега!
Узнав друг друга в мгле неверной,
Мы стали: между нами — шаг;
И мост качается размерно,
Соперник третий, третий враг.
Я видел беглый блеск кинжала
В твоей, скользнувшей вбок, руке;
Моя рука револьвер сжала,
И замер палец на курке.
Молчим. Но не мелькнет минута,
И чья-то грудь, не знаю чья,
Покинув этот мост согнутый,
Прильнет на дне к струе ручья.
Вдруг глянул месяц серповидный.
О, как лицо твое бледно!
В нем страх и гнев! — Как мне завидно!
О почему — мне все равно!