Откуда такое молчание?
О новый задуманный мир!
Ты наш, ты желанен, ты чаян,
Ты Сердца и Разума пир.Откуда ж молчанье на пире?
И чаши с вином не стучат,
И струны безмолвны на лире,
И гости, потупясь, молчат.
Есть для избранных годы молчания.
Они придут —
И осудят былые желания…
О, строгий суд!
Но томленье о благе единственном
Не явит нам,
Как пройти переходом таинственным
К иным мечтам.
В лабиринте блуждая, бессильные,
Собьемся мы,
И заманят нас в глуби могильные
Соблазны тьмы!
Достигшей немого отчаянья,
давно не молящейся богу,
иконку ‘Благое Молчание’
мне мать подарила в дорогу. И ангел Благого Молчания
ревниво меня охранял.
Он дважды меня не нечаянно
с пути повернул. Он знал… Он знал, никакими созвучьями
увиденного не передать.
Молчание душу измучит мне,
и лжи заржавеет печать…
Из М. ГартманаНи слова, о друг мой, ни вздоха…
Мы будем с тобой молчаливы…
Ведь молча над камнем могильным
Склоняются грустные ивы… И только склонившись, читают,
Как я, в твоем взоре усталом,
Что были дни ясного счастья,
Что этого счастья — не стало!
Ты верен святости обряда,
и в том душа твоя права.
ты слов боишься, но не надо
переоценивать слова.
я понимаю, понимаю.
твое смятение щажу,
и тоже молча обнимаю,
и тоже молча ухожу.
ты не преступишь обещанья,
ты не откликнешься на зов,
но не солжет твое молчание-
оно отчаяннее слов.
Все изумленнее, жаднее,
нежнее слушаю его.
и ни о чем не сожалею
и не желаю ничего!
Молитва
Ангел благого молчания,
Властно уста загради
В час, когда силой страдания
Сердце трепещет в груди!
Ангел благого молчания,
Радостным быть помоги
В час, когда шум ликования
К небу возносят враги!
Ангел благого молчания,
Гордость в душе оживи
В час, когда пламя желания
Быстро струится в крови!
Ангел благого молчания,
Смолкнуть устам повели
В час, когда льнет обаяние
Вечно любимой земли!
Ангел благого молчания,
Душу себе покори
В час, когда брезжит сияние
Долгожеланной зари!
В тихих глубинах сознания
Светят святые огни!
Ангел благого молчания,
Душу от слов охрани!
Ангел благого молчания,
Властно уста загради
В час, когда силой страдания
Сердце трепещет в груди!
Ангел благого молчания,
Радостным быть помоги
В час, когда шум ликования
К небу возносят враги!
Ангел благого молчания,
Гордость в душе оживи
В час, когда пламя желания
Быстро струится в крови!
Ангел благого молчания,
Смолкнуть устам повели
В час, когда льнет обаяние
Вечно любимой земли!
Ангел благого молчания,
Душу себе покори
В час, когда брезжит сияние
Долго желанной зари!
В тихих глубинах сознания
Светят святые огни!
Ангел благого молчания,
Душу от слов охрани!
7 мая 1908
Ни слова, о друг мой, ни вздоха…
Мы будем с тобой молчаливы…
Ведь молча над камнем могильным
Склоняются грустные ивы…
И только, склонившись, читают,
Как я в твоем взоре усталом,
Что были дни ясного счастья,
Что этого счастья — не стало!
В глубокий час молчания ночного
Тебе я слово тайное шепну.
Тогда закрой глаза и снова
Увидишь ты мою страну.
Доверься мне опять, иди за мною,
На здешний мир не поднимая глаз,
Пока, объятый тихой мглою,
Полночный светоч не угас, —
И всё, о чём душа твоя томится,
И для чего не надо слёз и слов,
Перед тобою загорится
В ночной стране безмолвных снов.
Вся горит — и безмолвствует роза,
И не знает, что пел соловей.
Благовонной душою своей
Только в душу нам дышит: «я — роза».
Только в душу нам дышит: «цвету».
Только в очи глядит: «пламенею»...
Полюби соприродную с нею,
Сердце солнце, свою немоту.
Все глубже, все ближе
молчание вижу.
Под пышным цветением
множества слов
я слышу молчанья священный покров.
Молчание храма, театра, больницы,
где слово — всего лишь
сверканье зарницы…
О чем же, о чем же молчание это,
где каждый молчит, будто лампа без света?
О чем никогда не расскажет отец?
О чем не посмеет правдивый певец?
Об этом молчит удивленная мать.
Прозрела, но детям не смеет сказать.
Ученый в кругу посвященных коллег,
писатель, астролог, военный стратег…
Об ужасе мира, об ужасе мира,
об ужасе мира молчит человек.
От ужаса мира укрой меня, милый,
любовным, спасительным словом твоим!
Об ужасе мира и мы промолчим.
Когда тебя я обнимаю трепетно,
В душе моей творится волшебство:
Весь мир куда-то исчезает временно.
И ты не скоро возвратишь его.
Я уношу тебя в своё безумие
Где каждый миг и вздох неповторим.
И может быть, молчание Везувия
Ничто перед молчанием твоим.
О, этот взгляд!
О, этот свет немеркнущий!
Молитву из признаний сотворю.
Я навсегда душой
И телом верующий
В твою любовь
И красоту твою.
В тайник богатой тишины
От этих кликов и бряцаний,
Подруга чистых созерцаний,
Сойдем — под своды тишины,
Где реют лики прорицаний,
Как радуги в луче луны.Прильнув к божественным весам
В их час всемирного качанья,
Откроем души голосам
Неизреченного молчанья!
О, соизбранница венчанья,
Доверим крылья небесам! Души глубоким небесам
Порыв доверим безглагольный!
Есть путь молитве к чудесам,
Сивилла со свечою смольной!
О, предадим порыв безвольный
Души безмолвным небесам!
Как часто выразить любовь мою хочу,
Но ничего сказать я не умею,
Я только радуюсь, страдаю и молчу:
Как будто стыдно мне — я говорить не смею.
И в близости ко мне живой души твоей
Так все таинственно, так все необычайно, —
Что слишком страшною божественною тайной
Мне кажется любовь, чтоб говорить о ней.
В нас чувства лучшие стыдливы и безмолвны,
И все священное объемлет тишина:
Пока шумят вверху сверкающие волны,
Безмолвствует морская глубина.
Молчанием и напряженным словом,
Мятежным воплем мечущей души,
Молитвою, зате́пленной в тиши,
Грозой, что ломит сучья по дубровам, —
Прорывом к далям, дальше, к далям новым,
Призывом страсти: «Пей! Бери! Спеши!» —
Все смелые разбеги хороши,
И трубит рог удачи быстрым ловам.
Упиться страстью, нежа и любя,
Упиться битвой, пляской вдохновенья,
Упиться чем-нибудь, но до забвенья, —
Вот лучший путь, чтобы найти себя,
И тешиться, под бархатным покровом,
Звездой небес и запахом сосновым.
Молчанье выделяется—из сосен ночных,
И в грезе отражается—как спетый стих.
То чье стихотворение—в дремоте ночной?
Не ведаю—но пение межь ветками и мной.
Под Солнцем ослепительным—в жужжаньи пчел
И в пеньи птиц пленительном—я звуки к числам свел.
Но было то играние—не так, как сейчас,
Сейчас поет молчание и мой глядящий глаз.
Безгласно тени тянутся—от сучьев сосны,
Но взоры не обманутся—в них звон струны.
И глаз ласкает взорами—всю музыку ветвей,
А сверху вторят хорами—планеты мглы моей.
Находит странное молчание
По временам на нас,
Но в нем таится увенчание,
Спокойный счастья час.
Задумавшийся над ступенями,
Наш ангел смотрит вниз,
Где меж деревьями осенними
Златистый дым повис.
Затем опять наш конь пришпоренный
Приветливо заржет
И по дороге непроторенной
Нас понесет вперед.
Но не смущайся остановками,
Мой нежный, нежный друг,
И обясненьями неловкими
Не нарушай наш круг.
Случится все, что предназначено,
Вожатый нас ведет.
За те часы, что здесь утрачены,
Небесный вкусим мед.
И этот день такой же будничный,
Такой же серый и безрадостный.
Засыпан мелкой пылью уличной
Короткий стебель травки радостной.
И только есть одно различие,
Что я бежал приюта малого
В снега, где бело безразличие
К трудам и радостям усталого.
Короткий срок мне сердце тешило
Небес безоблачных молчание.
Оно парчой снегов завышало
Мою печаль, мое молчание.
Прошли минуты слишком краткие,
Предстали снова будни серые,
Но сердце кроткое обрадую
Привычкой к вам, о будни серые.
Тебе в молчании я простираю руку
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Ты втайне поняла души смешную муку,
Усталых прихотей ты разгадала скуку;
Мы вместе — и судьбе я молча предаюсь.Без клятв и клеветы ребячески-невинной
Сказала жизнь за нас последний приговор.
Мы оба молоды, но с радостью старинной
Люблю на локон твой засматриваться длинный;
Люблю безмолвных уст и взоров разговор.Как в дни безумные, как в пламенные годы,
Мне жизни мировой святыня дорога;
Люблю безмолвие полунощной природы,
Люблю ее лесов лепечущие своды,
Люблю ее степей алмазные снега.И снова мне легко, когда, святому звуку
Внимая не один, я заживо делюсь;
Когда, за честный бой с тенями взяв поруку,
Тебе в молчании я простираю руку
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Молчанье! Ты, и Смерть, и Сон, так верно
Название трех братьев получили,
Туманнокрылых стражей некой бездны,
Где гаснут жизнь, и правда, и восторг, —
Но пощади меня, о, Дух могучий,
Пока те звуки, что в меня струятся,
Моей душой не станут и она
Усталые покинет эти члены,
Чтобы идти по ступеням воздушным,
За тем напевом зыбким, дальше, дальше,
В пустыню гор, и там, вздохнув, уснуть…
Грудь ли томится от зною,
Страшно ль смятение вьюг, —
Только бы ты был со мною,
Сладкий и радостный друг.
Ангел благого молчанья,
Тихий смиритель страстей,
Нет ни венца, ни сиянья
Над головою твоей.
Кротко потуплены очи,
Стан твой окутала мгла,
Тонкою влагою ночи
Веют два лёгких крыла.
Реешь над дольным пределом
Ты без меча, без луча, —
Только на поясе белом
Два золотые ключа.
Друг неизменный и нежный,
Тенью прохладною крыл
Век мой безумно-мятежный
Ты от топпы заслонил.
В тяжкие дни утомленья,
В ночи бессильных тревог,
Ты отклонил помышленья
От недоступных дорог.
Окрест — дорог извилистая сеть.
Молчание — ответ взывающим.
О, долго ль будешь в небе ты висеть
Мечом, бессильно угрожающим? Была пора, — с небес грозил дракон,
Он видел вдаль, и стрелы были живы.
Когда же он покинет небосклон,
Всходили вестники, земле не лживы.Обвеяны познанием кудес,
Являлись людям звери мудрые.
За зельями врачующими в лес
Ходили ведьмы среброкудрые.Но все обман, — дракона в небе нет,
И ведьмы так же, как и мы, бессильны.
Земных судеб чужды пути планет,
Пути земные медленны и пыльны.Страшна дорог извилистая сеть,
Молчание — ответ взывающим.
О, долго ль с неба будешь ты висеть
Мечом, бессильно угрожающим?
Заветный час настал. Простимся и иди!
Пробудь в молчании, одна с своею думой,
Весь этот долгий день — он твой и впереди,
О тени, где меня оставила, не думай.Иди, свободная и легкая, как сны,
В двойном сиянии улыбки, в ореолах
И утра, и твоей проснувшейся весны;
Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.Есть дуб, как жизнь моя, увечен и живуч,
Он к меланхоликам и скептикам участлив
И приютит меня — а покраснеет луч,
В его молчании уж тем я буду счастлив, Что ветер ласковым движением крыла,
Отвеяв от меня докучный сумрак грезы,
Цветов, которые ты без меня рвала,
Мне аромат домчит, тебе оставя розы.
Мы давно называемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань,
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль.
Ни в пустыню, ни к полюсу холода,
Ни на катере …к этакой матери.
Но поскольку молчание — золото,
То и мы, безусловно, старатели.
Промолчи — попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!
И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за!
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду…
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание — золото.
Промолчи — попадешь в первачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!
И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маята,
И под всеми словесными перлами
Проступает пятном немота.
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем — доходней молчание,
Потому что молчание — золото!
Вот так просто попасть в богачи,
Вот так просто попасть в первачи,
Вот так просто попасть в — палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!..
Прими всю глубь небес в твои глаза с их тьмою,
Своим молчанием проникни в тень земли, —
И если жизнь твоя той тени не усилит,
Огни далеких сфер в них зеркало нашли.
Там, изгородь ночей, с незримыми ветвями,
Хранит цветы огня, надежду наших дней, —
Печати светлые грядущих наших жизней,
Созвездья, зримые немым ветвям ночей.
Гляди, будь сам в себе, брось чувства в область мысли,
Собою увлекись, будь на земле ничей, —
Без понимания, глазами слушай небо,
Твое молчание есть музыка ночей.
Из древняго Молчания
Доходят голоса,
Зовут нас на венчание,
Идем, моя краса.
Для светлаго веселия
Рождаемся мы в мир.
Таинственныя зелия
Вмешались в этот пир.
Колдующия зелия
Сумеем победить.
В глухия подземелия
Ведет цветная нить.
Слепыми переходами,
Тропинкой винтовой,
Умолкнувшими водами,
К обители живой.
К тому ли средоточию,
Что в самой глубине,
Где узрим мы воочию
Крещение в Огне.
За этим—посвящение,
Причастие глубин,
Сожженье—очищения,
Одна ты, я один.
Мы в таинстве венчания,
Мы стали два в одном.
Нас древнее Молчание
Окутало кругом.
Из древнего Молчания
Доходят голоса,
Зовут нас на венчание,
Идем, моя краса.
Для светлого веселия
Рождаемся мы в мир.
Таинственные зелия
Вмешались в этот пир.
Колдующие зелия
Сумеем победить.
В глухие подземелия
Ведет цветная нить.
Слепыми переходами,
Тропинкой винтовой,
Умолкнувшими водами,
К обители живой.
К тому ли средоточию,
Что в самой глубине,
Где узрим мы воочию
Крещение в Огне.
За этим — посвящение,
Причастие глубин,
Сожженье — очищения,
Одна ты, я один.
Мы в таинстве венчания,
Мы стали два в одном.
Нас древнее Молчание
Окутало кругом.
Тебя проведу я, никем не замеченного…
Со мной ключи.
Я ждал на пороге молчанием встреченного…
И ты молчи.
Пусть сердце угрюмое, всеми оставленное,
Со мной молчит.
Я знаю, какое сомненье расплавленное
В тебе горит.
Законы Господние дерзко пытающему
Один ответ:
Черту заповеданную преступающему —
Возврата нет.
Но вот уж не друг и не раб тебе преданный
Сообщник твой.
Придя — перешёл ты черты заповеданные,
И я с тобой.
В углу, над лампадою, Око сияющее
Глядит, грозя.
Ужель там одно, никогда не прощающее,
Одно — нельзя?
Нельзя: ведь душа, неисцельно потерянная,
Умрёт в крови.
И… надо! твердит глубина неизмеренная
Моей Любви.
Пришёл ты с отчаяньем — и с упованиями.
Тебя я ждал.
Мы оба овиты живыми молчаниями,
И сумрак ал.
В измене обету, никем не развязанному,
Предел скорбей.
И всё-таки сделай по слову несказанному:
Иди. Убей.
«Прощай, мой милый!» — «Милая, прощай!»
Замкнулись двери. Два ключа пропели.
Дверь шепчет двери: «Что же, кончен Май?»
«— Как Май? Уж дни октябрьские приспели».
Стук, стук. — «Кто там?» — «Я, это я, Мечта.
Открой!» — Стук, стук. — «Открой! Луна так светит».
Молчание. Недвижность. Темнота.
На зов души как пустота ответит!
«Прощай, мой милый. Милый! Ха! Ну, ну.
Еще в ней остроумия довольно».
«— Он милой на́звал? Вспомнил он весну?
Пойти к нему? Как бьется сердце больно!»
Стук, стук. — «Кто там?» Молчание. Темно.
Стук, стук. — «Опять! Закрыты плохо ставни».
В морях ночей недостижимо дно.
Нет в мире власти — миг вернуть недавний!
Опасность повисла в эфире —
Слепой и убийственный груз.
В бесплодных мечтаньях о мире
Позорно молчание муз.
Когда с беспощадною силой
Взрывается свод голубой,
Хочу, чтобы муза будила,
Чтоб муза звала за собой.
Чтоб, тысячи верст пролетая
Сквозь вихри огня и свинца,
Строка проникала литая
В живые людские сердца.
Горячими вспышками молний —
От края до края земли —
Все помыслы, муза, наполни
И гневом сердца накали.
Прорвись сквозь туманы густые,
Которыми дышит война.
За многие жизни людские
Потребуй расчета сполна.
За каждого требуй расплаты,
Кто жил, и любил, и творил,
И встал неизвестным солдатом
Из сумрака братских могил.
О муза, орлиной повадкой
Над родиной крылья расправь,
Чтоб враг не пробрался украдкой
Ни с неба, ни с суши, ни вплавь.
Опасность повисла в эфире —
Слепой и убийственный груз.
В бесплодных мечтаньях о мире
Позорно молчание муз.
— Говорит Хабаровск,
Р.В.15,
На волне в семьдесят метров…
Диск
В содрогании замирающих вибраций:
Шорох, треск, писк.
Родина декламировала баритоном актера,
Пела про яблочко, тренькала на мандолинах,
Но в этом сумбуре мы искали шорохов
Родимых полей и лесов родимых.
Но тайга, должно быть, молчание слушала,
Вероятно, поля изошли в молчании.
Нагло лезли в разинутые уши —
Писк, визг, бренчанье.
— Революционная гроза?
Где там!
Давно погасла огнеликая вышка.
Перетряхивал Хабаровск перед целым светом
Мещанских душ барахлишко.
И когда
Панихидой Интернационала
Закончился концерт через полчаса,
Мы услышали —
Лишь далекая зала
Аплодисментами оттрепетала, —
Посторонние голоса.
Родина сказала:
— Покурить оставь-ка!..
И голосом погуще:
— Вались ты к.!
И снова несуразица звуков —
Визг, вой, давка,
Атака спутанных волн,
Идущих в штыки.
Родина! Я уважаю революцию,
Как всякое через, над и за,
Но в вашем сердце уже не бьются,
Уже не вздрагивают ее глаза, —
— Говорит Хабаровск,
Р.В.15,
На волне…
Родина, бросьте метраж!
Революция идет,
Она приближается, —
Но,
Пора сознаться,
Накопляет уже
Обратный стаж.
Вы, души нежные, в истоме полугрезы
И сладком забытьи обретшие покой,
Средь мертвых городов, заснувших над рекой,
Вы тихо реете вдали от скучной прозы,
Вы, сестры милые моей души больной!..
Вас ранит каждый звук, вы жаждете молчанья,
Как жаждут подвига, вы можете любить
Лишь то, что не было, но что могло бы быть!..
Елей — вам питие, причастие — питанье,
Вся ваша молодость была одно мечтанье
О чудных странствиях к великим городам,
Вы, чей безгрешный сон мечтою прихотливой
Скользя над гладью вод, восходит к небесам,
Тех вод, что под луной дорогой молчаливой
Мой дух измученный влекут с собой к мечтам!..
И вы, затворницы, чьи души вечно юны,—
Вы — нежные цветы и сладостные струны,
О девы чистые, затворницы святые!
Чья жизнь от ранних лет уж небу отдана!..
Вы, что обвеяны хвалами в честь Марии
И песнопением; (так вкруг веретена
Повита нежной шерсти пелена)!..
И вы, монахини, что с робостью сердечной,
Покуда тянется ряд четок бесконечный,
Где дышит тихою прохладой церкви тень,
Молитвы шепчете без устали весь день!..
Да, все вы — сестры мне, в повязках белоснежных
Вы ликам ангелов подобны неземным!..
Я к вам стремлюсь душой, моей душе родным!..
Как много прелести в именованиях нежных,
В движениях медленных, в одеждах, в складках их!..
И сладко верить мне порой среди мечтанья,
Что все вы — сестры мне, что наша мать — Молчанье!.
Легче, чем пух, камень плиты.
Брось на нее цветы.
Твой плэйер гоняет отличный рок,
Но зря ты вошел с ним за эту ограду.
Зря ты спросил, кто сюда лег.
Здесь похоронен ты.
Это случилось в период мечты
Стать первой звездой своего хит-парада.
Я жил радостью встреч
И болью прощания.
Смотри на меня.
Ведь мы говорим, значит, можем петь песни.
Постой! Нас может сжечь минута молчания.
Не бойся огня.
Ведь, если сгорим,
Значит, снова воскреснем.
Твой «Телекастер» красив, как кастет,
Но твой микрофон, как кляп.
И кто сосчитал, сколько монет
Брошено мимо протянутых шляп.
Несколько лет, несколько зим…
Ну, как ты теперь, звезда?
Несколько Лен, несколько Зин
И фото в позавчерашней газете…
Но чем пахнет вода
В твоем роскошном клозете?
Ты спекулируешь сказкой о лучших мирах,
Нуждаясь в повышенной дозе наркоза.
И вновь прячешь свой прах
В стандартной кассете.
Я вижу, как ложь превращается в страх,
И это логичная метаморфоза.
Ты продаешь радужный грим.
Ты покупаешь дым.
Скучно дразнить мертвого льва
И пить с тобой спирт из высоких фужеров.
Ты не поймешь меня.
Ты не шагнешь через себя к себе.
Так не лги о борьбе — велики все слова
Тебе — лилипуту в стране Гулливеров.
Забудь боль наших встреч
И радость прощания.
Я вижу, огню больше нечего сжечь.
Тебе, как обычно, пора на конвейер.
И все же попробуй сберечь минуту молчания.
Но ты бросишь цветы
На край могильной плиты.
Потом улыбнешься и включишь свой плэйер.
Был ноябрь
по-январски угрюм и зловещ,
над горами метель завывала.
Егерей
из дивизии «Эдельвейс»
наши
сдвинули с перевала.
Командир поредевшую роту собрал
и сказал тяжело и спокойно:
— Час назад
меня вызвал к себе генерал.
Вот, товарищи, дело какое:
Там — фашисты.
Позиция немцев ясна.
Укрепились надёжно и мощно.
С трёх сторон — пулемёты,
с четвёртой — стена.
Влезть на стену
почти невозможно.
Остаётся надежда
на это «почти».
Мы должны –
понимаете, братцы? –
нынче ночью
на чёртову гору вползти.
На зубах –
но до верха добраться! –
А солдаты глядели на дальний карниз,
и один –
словно так, между прочим –
вдруг спросил:
— Командир,
может, вы — альпинист? –
Тот плечами пожал:
— Да не очень…
Я родился и вырос в Рязани,
а там
горы встанут,
наверно, не скоро…
В детстве
лазал я лишь по соседским садам.
Вот и вся
«альпинистская школа».
А ещё, -
он сказал как поставил печать, -
там у них патрули.
Это значит:
если кто-то сорвётся,
он должен молчать.
До конца.
И никак не иначе. –
…Как восходящие капли дождя,
как молчаливый вызов,
лезли,
наитием находя
трещинку,
выемку,
выступ.
Лезли,
почти сроднясь со стеной, -
камень светлел под пальцами.
Пар
поднимался над каждой спиной
и становился
панцирем.
Молча
тянули наверх свои
каски,
гранаты,
судьбы.
Только дыхание слышалось и
стон
сквозь сжатые зубы.
Дышат друзья.
Терпят друзья.
В гору
ползёт молчание.
Охнуть — нельзя.
Крикнуть — нельзя.
Даже –
слова прощания.
Даже –
когда в озноб темноты,
в чёрную прорву
ночи,
всё понимая,
рушишься ты,
напрочь
срывая
ногти!
Душу твою ослепит на миг
жалость,
что прожил мало…
Крик твой истошный,
неслышный крик
мама услышит.
Мама…
…Лезли
те,
кому повезло.
Мышцы
в комок сводило, -
лезли!
(Такого
быть не могло!
Быть не могло.
Но- было…)
Лезли,
забыв навсегда слова,
глаза напрягая
до рези.
Сколько прошло?
Час или два?
Жизнь или две?
Лезли!
Будто на самую
крышу войны…
И вот,
почти как виденье,
из пропасти
на краю стены
молча
выросли
тени.
И так же молча –
сквозь круговерть
и колыханье мрака –
шагнули!
Была
безмолвной, как смерть,
страшная их атака!
Через минуту
растаял чад
и грохот
короткого боя…
Давайте и мы
иногда
молчать,
об их молчании
помня.
Печальное и голубое,
Ах, вам мой грезовый поклон!
Подумать только — все былое:
Печальное и голубое.
Я в прошлое свое влюблен,
Когда все было молодое…
Печальное и голубое,
Ах, вам мой грезовый поклон!
Ах, вам мой грезовый поклон!
Тебе, сирень, ледок во зное,
Тебе, жасмин, душистый сон, —
Тебе, мой грезовый поклон!
Тебе, бывалое, иное,
Тебе, весенний унисон,
Тебе мой грезовый поклон!
Моя сирень, ледок во зное!
Моя сирень, ледок во зное,
И ты, гусинолапый клен:
Покойтесь мирно! Спи в покое,
Моя сирень, ледок во зное!
Я равнодушно утомлен,
Тревожим смутною тоскою:
Была сирень — ледок во зное…
Был он — румянолапый клен…
Печальное и голубое
Хранит гусинолистый клен:
Скрывает он своей листвою
Печальное и голубое.
Тайн никому не выдаст он:
Ведь в нем молчание благое
Печальное и голубое
Таит румянолистый клен.
Таит гусинолистый клен
Вам чуждое, нам с ним родное.
Охраной тайны опален,
Зардел гусинолистый клен.
Молчание его святое.
И, даже под бурана стон,
Таит — ладонь в пять пальцев, — клен
Вам чуждое, нам с ним — родное.
Вам чуждое, нам с ним — родное.
Постигнет кто? лишь небосклон
Губерний северных. Мечтою
Вам чуждою, нам с ним родною,
Из нас с ним каждый упоен,
И в этом что-то роковое…
Вам чуждое, нам с ним родное…
Постигнет кто? Лишь небосклон.
Печальное и голубое,
Ах, вам мой грезовый поклон!
О, ласковое ты и злое,
Печальное и голубое!
И я на севере рожден
С печально-голубой душою.
Печальное и голубое,
Ах, вам мой грезовый поклон!
Ах, вам мой грезовый поклон,
Печальное и голубое.
Вас обвивающий змеею,
Ах, вам мой грезовый поклон!
На миг минувший осенен,
Я знаю: в нем все пустое,
Но вам мой грезовый поклон,
Печальное и голубое!
Печальное и голубое!
Ах, вам мой грезовый поклон!
Моя сирень — ледок во зное —
Печальное и голубое.
Хранит гусинолапый клен
Вам чуждое, нам с ним родное.
Печальное и голубое,
Ах, вам мой грезовый поклон!