В лесу молчанье брошенной берлоги,
Сухая хвоя скрадывает шаг.
Есть радость — заблудиться в трёх соснах,
Присесть на пень и не искать дороги.
В молчанье пред тобой сижу.
Напрасно чувствую мученье,
Напрасно на тебя гляжу:
Того уж верно не скажу,
Что говорит воображенье.Е. С. Огарева — царскосельская знакомая А. С. Пушкина1816 г.
(Словесный палиндром)
Жестоко — раздумье. Ночное молчанье
Качает виденья былого;
Мерцанье встречает улыбки сурово;
Страданье —
Глубоко-глубоко!
Страданье сурово улыбки встречает…
Мерцанье былого — виденья качает…
Молчанье, ночное раздумье, — жестоко!
В молчаньи звёзд, в дыханьи ветра с полуночи
Улики явственные есть.
О, духи зла! Закройте очи
И не мешайте мне безропотно отцвесть.
Меня и вас одна объемлет неизбежность,
Ненарушим всемирный строй.
Всё должно быть: для жизни — радость и мятежность,
Для смерти — тленье и покой.
Писем нет. Таким же холодом
Снег траншею заметал.
Говорят, молчанье — золото.
Люди гибнут за металл.Как буханка снится с голоду –
Так мне снится твой конверт.
Говорят, молчанье — золото.
Значит — я миллионер.Что-то сломано, расколото.
Ты не пишешь. Всё. Конец.
Говорят, молчанье — золото?
Иногда оно — свинец.
И молчаньем мы скажем друг другу,
И мерцаньем мечтательных глаз,
Что пришли мы к заветному кругу,
Где любовь перед нами зажглась.
На заветной черте застоялись,
Не боялись и ждали конца,
И дрожащие руки сплетались,
И печалью горели сердца.
Убийцей жизни, мысли пробужденья,
Порывов светлых, воздуха и грез —
Преступным городом — убийцей вдохновенья —
Ползу среди ударов и угроз.
Ползу без направленья, без сознанья,
Без чувств, без глаз, без слуха и без сил…
И шумом города смеется мне Молчанье
Мертвее, безнадежнее могил.
Молчанье, молчанье…
Другого не будет
Ответа!
А кто-то так жаждет привета…
Нет, в сердце его не пробудит
Признанье… В холодной могиле
Все чувства, все страсти
Былого!
И к жизни не вызвать их снова
Ничьей очарованной власти
И силе… О, если б желанье…
Но нет, не пробудит
Желаний
Поэзия поздних признаний!
Ответом одним только будет
Молчанье…
Когда вдруг воцаряется молчанье
Над обществом, то это верный знак
(Как делают иные замечанье),
Что родился на белый свет дурак.
Но можно ль согласиться с этим строго?
Зачем мы пред собою станем лгать:
В мир дураков рождается так много,
Что целый век пришлось бы всем молчать.
Прохлада утренней весны
Пьянит ласкающим намеком;
О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны.
Бреду в молчаньи одиноком.
О чем-то горестно далеком
Поют осмеянные сны,
О чем-то чистом и высоком,
Как дуновение весны.
Бреду в молчаньи одиноком.
О чем-то странном и высоком,
Как приближение весны…
В душе, с приветом и упреком,
Встают отвергнутые сны.
Бреду в молчаньи одиноком.
15 марта 1896
Кто заметил огненные знаки,
Не уйдет безмолвный прочь.
Ты светла — и в светлом зраке
Отражаешь ночь.
Есть молчанье — тягостное горе,
Вздохи сердца у закрытых врат.
Но в моем молчаньи — зори
Тают и горят.
Ты взойдешь в моей немой отчизне
Ярче всех других светил
И — поймешь, какие жизни
Я в Тебе любил.13 апреля 1903
В молчаньи осени ссыпаются листы,
В ветвях являются нежданные просветы, —
И незамеченные прежде силуэты,
И новые вдали красивые черты...
Не то же ль и с душой людскою? — Вечно споря
С невзгодами судьбы, осилена тщетой,
Лишь только в холоде — и немощи, и горя —
Вдруг небывалою заблещет красотой!..
В молчаньи забывшейся ночи
Уснул я при бледной Луне,
И странно-знакомые очи
Во сне наклонялись ко мне.
И странно-печальные речи
Я слышал смущенной душой,
И знал, что дождался я встречи
С родной, отдаленно-чужой.
И вот белоснежные крылья
Растут и дрожат в полусне,
И плавно, легко, без усилья,
Мы близимся к бледной Луне.
И чье-то остывшее тело
Внизу разглядеть я хочу.
Но нет для бессмертья предела,
Я выше, все выше лечу! Год написания: без даты
Когда я одинок и погружен в молчанье,
Когда чужая речь давно мне не слышна,
Я чувствую в груди немое трепетанье,
И близким прошлым полнится она.
Когда я одинок, и голоса чужие
Не слышны, не нужны, и чужды, и темны,
Я чувствую в себе призвания былые,
И прошлого изгибы мне видны.
Не нужно мне грядущих, настоящих —
Всех пошлых сил, истраченных в «борьбе».
Я полн заветов дней моих давящих,
Подобных прошлой, может быть, судьбе.3–4 января 1901
О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
Люблю мое молчанье
В лесу во тьме ночей
И тихое качанье
Задумчивых ветвей.
Люблю росу ночную
В сырых моих лугах
И влагу полевую
При утренних лучах.
Люблю зарею алой
Веселый холодок
И бледный, запоздалый
Рыбачий огонек.
Тогда успокоенье
Нисходит на меня,
И что мне всё томленье
Пережитого дня!
Я всем земным простором
Блаженно замолчу
И многозвездным взором
Весь мир мой охвачу.
Закроюсь я туманом
И волю дам мечтам,
И сказочным обманом
Раскинусь по полям.
Во всей красе, на утре лет
Толпе ты кажешься виденьем!
Молчанье первым впечатленьем
Всегда идет тебе вослед!
Тебе дано в молчаньи этом
И в удивлении людей
Ходить, как блещущим кометам
В недвижных сферах из лучей.
И, как и всякая комета,
Смущая блеском новизны,
Ты мчишься мертвым комом света
Путем, лишенным прямизны!
Ты живешь в молчаньи темных комнат
Средь шелков и тусклой позолоты,
Где твой взгляд несут в себе и помнят
Зеркала, картины и киоты.
Смотрят в душу строгие портреты…
Речи книг звучат темно и разно…
Любишь ты вериги и запреты,
Грех молитв и таинства соблазна.
И тебе мучительно знакомы
Сладкий дым бензоя, запах нарда,
Тонкость рук у юношей Содомы,
Змийность уст у женщин Леонардо…
Я жду призыва, ищу ответа,
Немеет небо, земля в молчаньи,
За желтой нивой — далёко где-то —
На миг проснулось мое воззванье.
Из отголосков далекой речи,
С ночного неба, с полей дремотных,
Всё мнятся тайны грядущей встречи,
Свиданий ясных, но мимолетных.
Я жду — и трепет объемлет новый.
Всё ярче небо, молчанье глуше…
Ночную тайну разрушит слово…
Помилуй, боже, ночные души!
На миг проснулось за нивой, где-то,
Далеким эхом мое воззванье.
Всё жду призыва, ищу ответа,
Но странно длится земли молчанье.7 июля 1901
Не призывай и не сули
Душе былого вдохновенья.
Я — одинокий сын земли,
Ты — лучезарное виденье.
Земля пустынна, ночь бледна,
Недвижно лунное сиянье,
В звездах — немая тишина —
Обитель страха и молчанья
Я знаю твой победный лик,
Призывный голос слышу ясно,
Душе понятен твой язык,
Но ты зовешь меня напрасно.
Земля пустынна, ночь бледна,
Не жди былого обаянья,
В моей душе отражена
Обитель страха и молчанья.1 июня 1900
Мы напряженного молчанья не выносим —
Несовершенство душ обидно, наконец!
И в замешательстве уж обявился чтец,
И радостно его приветствовали: просим!
Я так и знал, кто здесь присутствовал незримо:
Кошмарный человек читает «Улялюм».
Значенье — суета, и слово только шум,
Когда фонетика — служанка серафима.
О доме Эшеров Эдгара пела арфа.
Безумный воду пил, очнулся и умолк.
Я был на улице. Свистел осенний шелк…
И горло греет шелк щекочущего шарфа…
Начинается
Плач гитары,
Разбивается
Чаша утра.
Начинается
Плач гитары.
О, не жди от нее
Молчанья,
Не проси у нее
Молчанья!
Гитара плачет,
Как вода по наклонам — плачет,
Как ветра над снегами — плачет,
Не моли ее
О молчаньи!
Так плачет закат о рассвете,
Так плачет стрела без цели,
Так песок раскаленный плачет
О прохладной красе камелий,
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала.
О, гитара,
Бедная жертва
Пяти проворных кинжалов!
В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Звонче голос стрекозы…
Чу! за белой, дымной тучей
Глухо прокатился гром;
Небо молнией летучей
Опоясалось кругом…
Жизни некий преизбыток
В знойном воздухе разлит,
Как божественный напиток
В жилах млеет и горит!
Дева, дева, что волнует
Дымку персей молодых?
Что мутится, что тоскует
Влажный блеск очей твоих?..
Что, бледнея, замирает
Пламя девственных ланит?
Что так грудь твою спирает
И уста твои палит?..
Сквозь ресницы шелковые
Проступили две слезы…
Иль то капли дождевые
Зачинающей грозы?..
В душном воздухе молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Звонче голос стрекозы.
Чу! за белой, душной тучей
Прокатился глухо гром,
Небо молнией летучей
Опоясалось кругом…
Жизни некий преизбыток
В знойном воздухе разлит,
Как божественный напиток,
В жилах млеет и горит…
Дева, дева, что̀ волнует
Дымку персей молодых?
Что̀ мутится, что̀ тоскует
Влажный блеск очей твоих?
Что̀, бледнея, замирает
Пламя девственных ланит?
Что̀ так грудь твою спирает
И уста твои палит?
Сквозь ресницы шелковы́я
Проступили две слезы…
Иль то капли дождевыя
Зачинающей грозы?..
В лесу кричала злая птица,
Едва ручей журчал в кустах,
По небу прядала зарница,
Туман сгущался на полях.
Из-за раскрытого широко
Томленья в полночи моей
Прозрачный голос издалёка
Мне что-то пел, — не знаю чей.
И всё, что вкруг меня звучало, —
Ручей, и ветер, и трава, —
Всё, докучая, заслоняло
Его эфирные слова.
И я заклятием молчанья
Воззвал к природе, — и она
Очарованью заклинанья
Была на миг покорена.
Я ждал, — и в вещем ожиданьи
Зажёгся мне великий свет.
Далёкий зов погас в молчаньи,
Но был в молчании ответ.
В моем незнаньи — так много веры
В расцвет весенних грядущих дней,
Мои надежды, мои химеры,
Тем ярче светят, чем мрак темней.
В моем молчаньи — так много муки,
Страданий гордых, незримых слез,
Ночей бессонных, веков разлуки,
Неразделенных, сожженных грез.
В моем безумьи — так много счастья,
Восторгов жадных, могучих сил,
Что сердцу страшен покой бесстрастья,
Как мертвый холод немых могил.
Но щит мой крепкий — в моем незнаньи
От страха смерти и бытия.
В моем молчаньи — мое призванье,
Мое безумье — любовь моя.
Слова, рождённые страданьем,
Душе нужны, душе нужны.
Я не отдам себя молчаньям,
Слова как знаки нам даны.Но сторожит молчаний демон
Колодцы чёрные свои.
Иду — и знаю: страшен тем он,
Кто пил от горестной струи.Слова в душе — ножи и копья…
Но воплощенные, в устах —
Они как тающие хлопья,
Как снежный дым, как дымный прах.Ты лет мгновенный их не встретил,
Бессильный зов не услыхал,
Едва рождённым — не ответил,
Детей, детей не удержал! Молчанье хитрое смеётся:
Они мои, они во мне,
Пускай умрут в моём колодце,
На самом дне, на самом дне… О друг последний мой! Кому же,
Кому сказать? Куда идти?
Пути всё уже, уже, уже…
Смотри: кончаются пути.
Настала ночь. Мы ждали чуда.
Чернел пред нами черный крест.
Каменьев сумрачная груда
Блистала под мерцаньем звезд.
Печальных женщин воздыханья,
Мужчин угрюмые слова, —
Нарушить не могли молчанье,
Стихали, прозвучав едва.
И вдруг он вздрогнул. Мы метнулись,
И показалось нам на миг,
Что глуби неба распахнулись,
Что сонм архангелов возник.
Распятый в небо взгляд направил
И, словно вдруг лишенный сил,
«Отец! почто меня оставил!»
Ужасным гласом возопил.
И римский воин уксус жгучий
На губке протянул шестом.
Отведав, взор он кинул с кручи,
«Свершилось!» — произнес потом.
Все было тихо. Небо черно.
В молчаньи холм. В молчаньи дол.
Он голову склонил покорно,
Поник челом и отошел.
Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний,
в случайный.
Полночный троллейбус, по улице мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье,
крушенье.
Полночный троллейбус, мне дверь отвори!
Я знаю, как в зябкую полночь
твои пассажиры — матросы твои —
приходят
на помощь.
Я с ними не раз уходил от беды,
я к ним прикасался плечами…
Как много, представьте себе, доброты
в молчанье,
в молчанье.
Полночный троллейбус плывет по Москве,
Москва, как река, затухает,
и боль, что скворчонком стучала в виске,
стихает,
стихает.
Снова
Мы встретились в безлюдьи. И как прежде
Черт твоего лица
Различить не могу. Не осужденье,
Но пониманье
В твоих глазах.
Твое уединенье меня пугает.
Твое молчанье говорит во мне:
Ты никогда ни слова
Мне не сказал, но все мои вопросы
В присутствии твоем
Преображались
В ответы…
Ты встречный, ты иной,
Но иногда мне кажется,
Что ты —
Я сам.
Ты приходил в часы,
Когда отчаянье молчаньем просветлялось.
Тебя встречал я ночью, или
На закате… и ветер падал.
Ты живешь в пустынях,
Пути усталости вели всегда к тебе.
О, если б иначе тебя увидеть,
Если б ты пришел
В момент восторга,
Чтоб разглядеть я мог
Твое лицо.
Вам, к небу грузному подятые, громады
Отчаяний, утешных этих зим
И белый холод и — пощады!.. О, пощады!.. —
Туман на руки лиственниц как дым.
Вечерний снег, великое молчанье.
Надменность камня, голоса гранита
И битва сумерек, — здесь старый гром смежил
Эпохи давние, — и солнца свет сердито
Язвит и дразнит вас, напомнив мятежи.
Вечерний снег, великое молчанье.
О, хватит с вас минувших дней и муки,
Чтобы замкнуться в символ роковой,
Трагические скалы, — немы, глухи,
В недвижности застыньте вековой!
Вечерний снег, великое молчанье!
Усните вы, бессонные на звездах,
Вот саван инея для вас — он бел и тих, —
Мерцающих ночей сквозящий воздух
И вот зима… вам, скалы мук людских!
Вечерний снег, великое молчанье.
Русалка очнулась на дне,
Зеленые очи открыла,
И тут же на дне, в стороне,
Родного ребенка зарыла.
И слышит, как бьется дитя,
Как бредит о мире свободном.
Русалка смеется, шутя —
Привольно ей в царстве подводном.
И долгие годы пройдут,
Русалка в воде побелеет,
И люди русалку найдут,
Когда глубина обмелеет.
И люди русалку найдут
Застывшим немым изваяньем,
Дивиться искусству придут,
Молчанью молиться молчаньем.
То будет в последние дни,
Когда мы простимся с Мадонной,
Над бездной засветим огни,
Услышим свой марш похоронный.
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мед укрепный дольных сот.
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчел,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но тверже закаленной стали,
И только ночь сквозь них текла,
Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Томились рои вешних чад.
Настала ночь. Мы ждали чуда.
Чернел перед нами черный крест.
Каменьев сумрачная груда
Блистала под мерцаньем звезд.
Печальных женщин воздыханья,
Мужчин угрюмые слова, —
Нарушить не могли молчанье,
Стихали, прозвучав едва.
И вдруг Он вздрогнул. Мы метнулись,
И показалось нам на миг,
Что глуби неба распахнулись,
Что сонм архангелов возник.
Распятый в небо взгляд направил
И, словно вдруг лишенный сил,
«Отец! почто меня оставил!»
Ужасным гласом возопил.
И римский воин уксус жгучий
На губке протянул шестом.
Отведав, взор Он кинул с кручи,
«Свершилось!» произнес потом.
Все было тихо. Небо черно.
В молчаньи холм. В молчаньи дол.
Он голову склонил покорно,
Поник челом и отошел.
Есть некий час всемирного молчанья.
Ф. Тютчев
День красочный, день ярко-пестрый,
Многоголосный шумный день;
Ты сердце ранишь болью острой,
Ступени взносишь на ступень.
Всходя по лестнице небесной,
Мы, страх и радость затая,
Взираем, из юдоли тесной,
На всю стоцветность бытия!
И, как Адамы, всем виденьям,
Всем звукам, всем лучам миров
Мы ищем, с нежным умиленьем,
Непобедимо-верных слов.
Но сходит ночь, и яркость тонет
В единой, безразличной мгле,
И Тень бестрепетно хоронит
Все разделенья на земле.
Нет ничего, дела и вещи
Смешались, чтобы в бездну пасть,
И Хаос древний, Хаос вещий
Рукой оледеняет страсть.
Подходит страшный час незнанья,
Единства и слиянья час…
О, час всемирного молчанья,
Ты с Тайной жизни близишь нас!
7 мая 1913