Реет река, лиловеющая
В свете зари предвечерней,
Даль, неоглядно темнеющая,
Тянется дивно безмерней.
Радости вечера длительного,
Вас всей душой я впиваю!
Яркость заката слепительного —
Двери к последнему раю!
Нет, не чета новоявленная
Встала здесь, — Ева с Адамом:
Сзади — дорога оставленная,
Ночь — за торжественным храмом.
Путь с его рвами и рытвинами
Пройден: не будет возврата!
Жажду с мечтами молитвенными
Медлить во храме заката!
Длитесь, мгновенья темнеющие!
Даль, разрастайся безмерней!
Струи скользят лиловеющие
В свете зари предвечерней.
1913, 4 января 1915
Пожар — мгновенье первое Земли,
Пожар — ее последнее мгновенье.
Два кратера, в безумстве столкновенья,
Несясь в пустотах, новый мир зажгли.
В туманной и пылающей пыли,
Размерных вихрей началось вращенье.
И волей притяженья-отторженья
Поплыли огневые корабли.
В безмерной яме жгучих средоточий,
Главенствующих сил ядро легло,
И алым цветом Солнце расцвело.
Планеты — дальше, с сменой дня и ночи.
Но будет час. Насмотрятся все очи.
И все планеты рушатся в жерло.
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
Мне знакомы два мгновенья
Полных дивной красоты,
Два высоких наслажденья
Избалованной мечты!
Сильно первое мгновенье
К упоению страстей:
Это солнца восхождение,
Это блеск его лучей.
В нем порыв души могучей
Тайны неба обнажит,
Как роскошный и кипучий,
Разметав порывы тучи,
Луч разсветный заблестит!
Но второе наслажденье
И роскошней и сильней:
Это девы пробужденье,
Это свет ея очей!
Тайны девственной светлицы
Мне всю душу раскалят,
Как подымутся ресницы,
И как два огня зарницы
Прелесть—очи заблестят!
Мне знакомы два мгновенья,
Полных дивной красоты,
Два великих наслажденья
Избалованной мечты!
Есть в жизни смутные, тяжелые мгновенья,
Когда душа полна тревожных дум,
И ноша трудная томящего сомненья
Свинцом ложится на печальный ум;
И будущность несется тучей издалека,
Мрачна, страшна, без меры, без конца,
Прошедшее встает со взорами упрека,
Как пред убийцей призрак мертвеца.
Откуда вы, минуты скорбных ощущений,
Пришельцы злобные, зачем с душой
Дружите вы ряды мучительных видений
С их изнурительной тоской?
Но я не дам вам грозной власти над собою,
И бледное отчаянья чело
Я твердо отгоню бестрепетной рукою—
Мне веру провидение дало;
И малодушия ничтожные страданья
Падут пред верой сердца моего,
Священные в душе хранятся упованья,
И этот клад—я сберегу его.
Март 1838
Поймете ль вы те чудные мгновенья,
Когда нисходит в душу вдохновенье,
И, зародившись, новой песни звук
В ней пробуждает столько тайных мук
И столько неземного восхищенья?
Те приступы восторженной любви,
Тот сокровенный творчества недуг —
Поймете ль вы?..
Я всю любовь, все лучшие стремленья,
Все, что волнует грудь в ночной тиши,
И все порывы пламенной души
Излил в свои стихотворенья… Но если, бессознательно порою
Высокий долг поэта позабыв,
Пленялся я чарующей мечтою,
И звуков увлекал меня наплыв, —
Не осудите слабости случайной,
Души моей поймите голос тайный.
Что может ум без сердца сотворить?
Я не умею петь без увлеченья
И не могу свои творенья
Холодному рассудку подчинить!..
В те мгновенья, когда перед злобой людской
Так сжимается сердце больное,
В те мгновенья, измученный тяжкой борьбой
Я хотел бы забыть все земное.
Я хотел бы лететь на незримых крылах
От людских безысходных мучений
В чудный край, где исчезнут сомненья и страх,
В край далеких и светлых видений.
Но боюсь, что и там, в той надзвездной стране,
Позабыв и печаль, и страданья,
Я порою в блаженном таинственном сне
Буду слышать земныя рыданья.
В закатном зареве мгновений, твоих или моих,
Я вижу, как сгорает гений, как возникает стих,
В закатном зареве мгновений докучный шум затих.
Воспламененное Светило ушло за грань морей,
И в тучах краски доживают всей роскошью своей,
Чего в них больше — аметистов, рубинов, янтарей?
К чему свой взор случайно склонишь, то даст тебе ответ,
В одном увидишь пламя счастья, в другом услышишь «Нет».
Но все, на что свой взгляд уронишь, восхвалит поздний свет.
Прозрачность, нежность, и чрезмерность, все слито в забытьи,
В последний раз мы их коснемся в предсмертном бытии,
И мы поймем, что эти краски — твои или мои
И мы поймем, как полнозвучно поет волна морей,
Когда дневное отшумело, и Ночь, во сне, бодрей,
И все ночное, незаметно, идет скорей, скорей.
Вот, все воздушней аметисты, рубины, янтари,
Все, что во внешнем — еле слышно, все ярко — что внутри,
Мгновенье пышного Заката — последнее — гори!
В лодке рыбацкой, недвижной в снегу,
Как хорошо верить в счастье мгновенья!
Волны шумят на морском берегу,
Льдины бросают на снег, как каменья.
Дым расстилает вдали пароход;
Сзади высокие сосны застыли.
Здесь, перед дикой мятежностью вод,
Как не забыть, что мы есть, чем мы были!
Прошлого нет. Это — будущих дней
Волны играют у грани прибрежной…
Милая, верь тайной вере моей:
То, что нам снится, — всегда неизбежно.
В эти мгновенья, — меж льдистых снегов,
В эти мгновенья на отмели белой,
Как не расслышать властительный зон,
Как не понять, что нам море пропело!
В лодке рыбацкой, застывшей в снегу,
Словно на белом, тяжелом причале,
Случай, как вал на морском берегу,
Будто зовет нас в безвестные дали!
Если в мгновенье тоски роковой
Сердце твое вдруг сильнее забьется,
Если в душе, усыпленной средой,
Чувство живое нежданно проснется
И, обо всем позабыв,
Бросишься ты на призыв
К бурям и грозам борьбы
Против всевластной судьбы, —
Милый мой друг, под тревожной грозой
Не вспоминай ты, встречая невзгоды,
Тихого счастья бесстрастные годы:
Мертвому — мертвый покой!.. Если — измученный тяжкой борьбой —
Ты, без трофеев, увенчанных славой,
С сердцем изнывшим, с разбитой душой,
С поля далекого битвы кровавой
Снова вернешься сюда,
К пристани мирной труда, —
С гнетом бессилья в груди,
С мукою ран впереди, —
Милый мой друг, не клонись головой
И не рыдай у бескрестной могилы,
Где схоронил ты кипучие силы:
Мертвому — мертвый покой!..
Ек. Ал. БальмонтВозлюби просторы мгновенья,
Всколоси их звонкую степь,
Чтобы мигов легкие звенья
Не спаялись в трудную цепь.
Ах, как тяжко бремя свободы,
Как темны просторы степей!
Кто вернет темничные своды
И запястья милых цепей? Что рук не свяжете?
Ног не подкосите?
На темной пажити
Меня не бросите?
Не веют крылия
Живых вестей
Здесь, на развилии
Слепых путей.Не зови того, кто уходит,
Не жалей о том, что прошло:
Дарит смерть, а жизнь лишь уводит…
Позабудь и знак, и число.
Ах, как дики эти излоги!
Как грустна вечерняя муть!..
Но иди: в полях без дороги
Пусть неверен будет твой путь.Край одиночества,
Земля молчания…
Сбылись пророчества,
Свершились чаянья.
Под синей схимою
Простерла даль
Неотвратимую
Печаль.
Благословенны те мгновенья,
Когда в виду грядущих лет,
Пред фимиамом вдохновенья
Священнодействует поэт.
Как мысль о небе, величавы.
Торжественны его слова;
Их принимают крылья славы,
Им изумляется молва!
Но и тогда, как он играет
Своим возвышенным умом,
Он преисполнен, он сияет
Его хранящим божеством,
И часто даром прорицанья —
Творящей прихоти сыны —
Его небрежные созданья,
Его мечты одарены.Быстрее, легче сновиденья
Пройдут твои младые дни,
Но благодетельно: они,
Служа богине просвещенья,
Игривый ум твой разовьют,
И сердца с чувством безмятежным,
Как яркий звук со звуком нежным,
В одну гармонию сольют.Тебя полюбят мир и счастье;
Не возмутят груди твоей
Порывы буйные страстей,
Не охладит ее бесстрастье;
Прекрасна будет жизнь твоя:
Светла, свободна и спокойна,
Души божественной достойна,
Достойна чести бытия.
Нет! Слишком ты тешишься счастьем мгновенья
И слишком уж странно ты с жизнью в ладу...
Безумец! За правду приняв исключенья,
Ты весел бываешь день каждый в году.
Счастливец, довольный довольством убогих,
Подумай: чем должен бы мир этот быть,
Когда бы не блага земли для немногих,
Не горе для прочих, обязанных жить!?
И зависть берет, и глубокая злоба!
Мир держится в рабстве такими, как ты,
Довольными жизнью! Но правы мы оба:
Мы, в разных одеждах, но те же шуты.
Ты в счастье рядишься, а я в остальное...
Знать каждый по вкусу одежду берет!
Судьба прибавляет к обоим смешное,
И в омут толкает, сказавши: «Живет!»
Хохочет гул людской, и смех его так груб,
Что мы ушли на брег к безмолвию мороза.
Дрожа касаюсь и твоих очей и губ,
А губы у тебя как огненная роза.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Скользит вечерний час, в июльском сне грустя.
Облокотилась ты на белые перила;
И даже пальчик твой не смею тронуть я,
Так нежен дальний луч над розовой могилой…
Как много сильных впечатлений
Еще душе недостает!
В тюрьме минула жизнь мгновений,
И медлен, и тяжел полет
Души моей, не обновленной
Явлений новых красотой
И дней темничных чередой,
Без снов любимых, усыпленной.
Прошли мгновенья бытия
И на земле настала вечность.
Однообразна жизнь моя,
Как океана бесконечность.
Но он кипит… свои главы
Подъемлет он на вызов бури,
То отражает свод лазури
Бездонным сводом синевы,
Пылает в заревах, кровавый
Он брани пожирает след,
Шумя в ответ на громы славы
И клики радостных побед,
Но мысль моя — едва живая —
Течет, в себе не отражая
Великих мира перемен;
Всё прежний мир она объемлет,
И за оградой душных стен —
Востока узница — не внемлет
Восторгам западных племен.
Во всяческих образах я
Всегда близ тебя, дорогая моя;
Но вечно я мучусь — и вечно
Ты это терзаешь меня бесконечно.
Когда на траве цветника
Беспечною ножкою ты мотылька
Раздавишь — не слышишь ты, что ли,
Как в это мгновенье я плачу от боли?
Когда ты срываешь цветок
И с хохотом детским ощипешь листок
За листочком — не слышишь ты, что ли,
Как в это мгновенье я плачу от боли?
Когда, при срыванье таком,
Вонзается роза колючим шипом
В твой палец — не слышишь ты, что ли,
Как в это мгновенье я плачу огь боли?
И в собственном горле твоем
Не слышишь ты разве и ночью, и днем,
Болезненных звуков?.. Ах, это
В душе твоей стоны и слезы поэта!..
Как волны грозныя, как пенистыя волны,
Что разбиваются о кручи темных гор,
Колышат озеро до дна и, гнева полны,
Зеркальный, голубой мутят его простор,
Так и мечты мои, гонимы бурей страсти,
Мир духа моего тревожат и мутят,
А мысль, мысль страшная о нашем злом несчастьи
Томит мне скорбью грудь и омрачает взгляд…
Не раз в мгновенья те, ужасныя мгновенья,
Искал и звал я смерть, чтоб прекратить мученья,—
Но отчего ее я все же прогонял?
Смерть гнал я оттого, что в ужасе страданья,
Казалось, слышал я, мой друг, твои рыданья
И слезы горькия твои я вспоминал.
Как волны грозные, как пенистые волны,
Что разбиваются о кручи темных гор,
Колышат озеро до дна и, гнева полны,
Зеркальный, голубой мутят его простор,
Так и мечты мои, гонимы бурей страсти,
Мир духа моего тревожат и мутят,
А мысль, мысль страшная о нашем злом несчастьи
Томит мне скорбью грудь и омрачает взгляд…
Не раз в мгновенья те, ужасные мгновенья,
Искал и звал я смерть, чтоб прекратить мученья, —
Но отчего ее я все же прогонял?
Смерть гнал я оттого, что в ужасе страданья,
Казалось, слышал я, мой друг, твои рыданья
И слезы горькие твои я вспоминал.
Грежу: пред мною Балтийские воды,
Цвета лазури, все в искрах — брильянтах,
Сердце в мелодиях, страстных варьянтах,
Счастья, прощенья, любви и свободы.
Разум мой ясен, светлы мои мысли;
Все ощущенья невинны и скромны.
Счастлив бедняга гонимый, бездомный…
В дали вечерней — земля. Остров? мыс ли?
Видишь? Что это? там, кажется, люди?
Значит, там есть идеалу преграда?
О, мне не надо людей! мне не надо!
О, не будите страданий вы груди!
Здесь так спокойно, пустынно и дико;
Но, умоляю, еще хоть минуту…
Если виновен, простите вину ту
Лишь на мгновенье… Без жалоб, без крика
После готов пострадать за мгновенье…
Здесь наберусь я любви всеобильной…
С духом подъятым и с верой всесильной
После прощу вам за ваши ж мученья!
Идя медлительной стопой,
Собрались месяцы толпой
И плачут: «Умер старый год,
Увы, он, холоден, как лед, —
Лежит в гробу декабрьской тьмы,
Одетый саваном зимы;
Ему в полночный час метель
Постлала снежную постель».
Мгновений светлых хоровод
Поет, смеясь: «Не умер год, —
Мерцаньем инея облит,
Он только грезит, только спит.
Ему сугробы — колыбель,
Его баюкает Метель».
И вот туда, где дремлет год,
Кортеж загадочный идет.
Могильный страж, Январь седой,
С своею снежной бородой,
За ним вослед идет Февраль,
И Март, как траур и печаль,
И, как весенняя свирель,
Рыдает радостный Апрель,
Мгновенья Майские вослед
Несут подснежников букет.
Не ты, но судьба виновата была,
Что скоро ты мне изменила,
Она тебе прелести женщин дала,
Но женское сердце вложила.
Как в море широком следы челнока,
Мгновенье его впечатленья,
Любовь для него, как веселье, легка,
А горе не стоит мгновенья.
Но в час свой урочный узнает оно
Цепей неизбежное бремя.
Прости, нам расстаться теперь суждено,
Расстаться до этого время.
Тогда я опять появлюсь пред тобой,
И речь моя ум твой встревожит,
И пусть я услышу ответ роковой,
Тогда ничего не поможет.
Нет, нет! милый голос и пламенный взор
Тогда своей власти лишатся;
Вослед за тобой побежит укор,
И в душу он будет впиваться.
И мщенье, напомнив, что я перенес,
Уста мои к смеху принудит,
Хоть эта улыбка всех, всех твоих слез
Гораздо мучительней будет.
(Посв. П. И. Чайковскому)
И плывут, и растут эти чудные звуки!
Захватила меня их волна…
Поднялась, подняла и неведомой муки,
И блаженства полна…
И божественный лик, на мгновенье,
Неуловимой сверкнув красотой,
Всплыл, как живое виденье
Над этой воздушной, кристальной волной, —
И отразился,
И покачнулся,
Не то улыбнулся…
Не то прослезился…
(Посв. П. И. Чайковскому)
И плывут, и растут эти чудные звуки!
Захватила меня их волна…
Поднялась, подняла и неведомой муки,
И блаженства полна…
И божественный лик, на мгновенье,
Неуловимой сверкнув красотой,
Всплыл, как живое виденье
Над этой воздушной, кристальной волной, —
И отразился,
И покачнулся,
Не то улыбнулся…
Не то прослезился…
Бьют часы. Бегут мгновенья.
Вечер вспыхнул и погас.
И настойчивы мученья
В этот поздний горький час.
Луч Луны кладет узоры
На морозное стекло.
Сердца трепетные взоры
Ищут правды, видят зло.
Нет отрады, нет привета
Вне Земли и на Земле,
В царстве солнечного света,
И в холодной лунной мгле.
Мир молчит, а сердце внемлет,
Мчатся годы и века,
Не заснет и не задремлет
Неустанная тоска.
В Небесах плывут Светила
Безутешной чередой,
И бессменно и уныло
Тучи стелются грядой.
Зло с добром, печаль с мечтою
Нераздельная семья,
И бесцельной Красотою
Вспыхнул светоч Бытия.
И как будто кто-то тонет
В этой бездне мировой,
Кто-то плачет, кто-то стонет
Полумертвый, но живой.
И бегут, бегут мгновенья,
Новый вечер вновь погас,
И настойчивы мученья
В этот поздний горький час.
И напрасно ищут взоры
Разгадать добро и зло.
И Луна кладет узоры
На морозное стекло.
Словно как рамочкой белых цветов окружило
Милую эту, живую головку дитяти!
Счастье весенней поры тут картинку сложило,
Все в ней прелестно, разумно, на месте и кстати;
Дождик — шутник, — он принудил ребенка укрыться,
Солнце старательно светит, цветы озаряя,
Сами цветы, чуть успели поутру раскрыться,
Каждый, что личико, блещут под ласкою мая!
Лучше же всех их — ты, чуткое сердце людское,
Что отозваться на эту картинку пригодно,
Можешь подметить ее, отличить сквозь пустое,
Скучное шествие жизни и можешь свободно,
В шествии времени выбрав одно лишь мгновенье,
Силою творчества сделать мгновенье бессмертным,
В правде искусства поведав, что жизнь — не лишенье
Счастья и цвета, что радость возможна и смертным!
Что за мгновенье! Родное дитя
дальше от сердца,
чем этот обычай:
красться к столу
сквозь чащобу житья,
зренье возжечь
и следить за добычей.
От неусыпной засады моей
не упасется ни то и ни это.
Пав неминуемой рысью
с ветвей,
вцепится слово
в загривок предмета.
Эй, в небесах!
Как ты любишь меня!
И, заточенный
в чернильную склянку,
образ вселенной глядит
из темна,
муча меня, как сокровище скрягу.
Так говорю я и знаю, что лгу.
Необитаема высь надо мною.
Гаснут два фосфорных пекла
во лбу.
Лютый младенец
кричит за стеною.
Спал, присосавшись
к сладчайшему сну,
ухом не вел, а почуял измену.
Все — лишь ему,
ничего — ремеслу,
быть по сему,
и перечить не смею.
Мне — только маленькой
гибели звук:
это чернил перезревшая влага
вышибла пробку.
Бессмысленный круг
букв нерожденных
приемлет бумага.
Властвуй, исчадие крови моей! Если жива —
значит, я недалече.
Что же, не хуже других матерей
я — погубившая детище речи.
Чем я плачу за улыбку твою,
я любопытству людей
не отвечу.
Лишь содрогнусь
и глаза притворю,
если лицо мое
в зеркале встречу.
Когда последнее мгновенье
Мой взор навеки омрачит,
И в мир, где казнь или спасенье,
Душа поэта улетит,
Быть может, приговор досадной
Прикажет возвратиться ей
Туда, где в жизни безотрадной
Она томилась столь<ко> дней;
Тогда я буду всё с тобою
И берегись мне изменить <…>Незримый ангел пел мне раз
Про мир иной; с того мгновенья
Спокойствие бежит от глаз.
Усну ли — сна желанный час
Тревожат чудные виденья.
Как запах милого цветка
Весть подает об нем порою,
Так знаю я, когда тоска
Покинет грудь мою слегка,
Что ангел счастия со мною.
Я одного его люблю,
Зато любовью бесконечной;
Услышит песню он мою,
В каком бы ни был он краю, –
Нежней меня его любить
Не станет женщина другая;
Но должен мне творец простить;
Любовь к нему не может быть
Преступна, как любовь земная.
Вершины белых гор
Под красным Солнцем светят.
Спроси вершины гор,
Они тебе ответят.
Расскажут в тихий час
Багряного заката,
Что нет любви для нас,
Что к счастью нет возврата.
Чем дальше ты идешь,
Тем глубже тайный холод.
Все — истина, все — ложь,
Блажен лишь тот, кто молод.
Нам скупо светит день,
А ты так жаждешь света.
Мечтой свой дух одень,
В ином же жди привета.
Чем выше над землей,
Тем легче хлопья снега,
С прозрачной полумглой
Слилась немая нега.
В прозрачной полумгле
Ни мрака нет, ни света.
Ты плакал на земле,
Когда-то, с кем-то, где-то.
Пойми, один, теперь: —
Нет ярче откровенья,
Как в сумраке потерь
Забвение мгновенья.
Мгновенье красоты
Бездонно по значенью,
В нем высшее, чем ты.
Служи предназначенью!
Взойди на высоту,
Побудь как луч заката,
Уйди за ту черту,
Откуда нет возврата!
Час одиночества укромный,
Снегов молчанье за окном,
Тепло… Цветы… Свет лампы томный —
И письма старые кругом.Бегут мгновения немые…
Дыханье слышу тишины…
И милы мне листы живые
Живой и нежной старины.Истлело всё, что было тленьем,
Осталась радость чистоты.
И я с глубоким умиленьем
Читаю бледные листы.«Любовью, смерти неподвластной,
Люблю всегда, люблю навек…»
Искал победы не напрасно
Над смертью смелый человек.Душа, быть может, разлюбила —
Что нам до мимолетных снов?
Хранит таинственная сила
Бессмертие рожденных слов.Они когда-то прозвучали…
Пусть лжив торжественный обет,
Пускай забыты все печали —
Словам, словам забвенья нет! Теснятся буквы чёрным роем,
Неверность верную храня,
И чистотою, и покоем
От лжи их веет на меня.Живите, звуков сочетанья,
И повторяйтесь без конца.
Вы, сердца смертного созданья,
Сильнее своего творца.Летит мгновенье за мгновеньем,
Молчат снега, и спят цветы…
И я смотрю с благоговеньем
На побледневшие листы.
(За книгой Пушкина)Все это так:
неправда,
зло,
забвенье…
Конец его друзей (его конец).
И столько есть безрадостных сердец,
А мы живем всего одно мгновенье.Он каждый раз об это разбивался:
Взрывался… бунтовал… И — понимал.
И был он легким.
Будто лишь касался,
Как будто все не открывал, -
а знал.А что он знал?
Что снег блестит в оконце.
Что вьюга воет. Дева сладко спит.
Что в пасмурные дни есть тоже солнце
Оно за тучей
греет и горит.
Что есть тоска,
но есть простор для страсти,
Стихи
и уцелевшие друзья,
Что не теперь, так после будет счастье,
Хоть нам с тобой надеяться нельзя.
Да! Жизнь — мгновенье,
и она же — вечность.
Она уйдет в века, а ты — умрешь,
И надо сразу жить —
и в бесконечном,
И просто в том,
в чем ты сейчас живешь.Он пил вино и видел свет далекий.
В глазах туман, а даль ясна… ясна…
Легко-легко… Та пушкинская легкость,
В которой тяжесть
преодолена.
Дни убегают, как тени от дыма,
Быстро, безследно, и волнообразно.
В сердце моем ты лелейно хранима,
В сердце моем ты всегда неотвязно.
Нет мне забвенья о блеске мгновенья
Грустно-блаженной услады прощанья,
Непогасимых лучей откровенья,
И недосказанных слов обещанья.
Тени меняются—звезды все те же,
Годы растратятся—небо все то же.
Радости светят нам реже и реже,
С каждым мгновеньем ты сердцу дороже.
Как бы хотелось увидеть мне снова
Эти глаза, с их ответным сияньем,
Нежно шепнуть несравненное слово,
Вечно звучащее первым признаньем.
Тихия, тихия, тучи седыя,
Тихия, тихия, сонныя дали,
Вы ей навейте мечты золотыя
И о моей разскажите печали.
Вы ей скажите, что грустно и нежно
Тень дорогая душою хранима,
В шуме прибоя, что ропщет безбрежно
Бурями пламени, звуков, и дыма.
Дни убегают, как тени от дыма,
Быстро, бесследно, и волнообразно.
В сердце моем ты лелейно хранима,
В сердце моем ты всегда неотвязно.
Нет мне забвенья о блеске мгновенья
Грустно-блаженной услады прощанья,
Непогасимых лучей откровенья,
И недосказанных слов обещанья.
Тени меняются — звезды все те же,
Годы растратятся — небо все то же.
Радости светят нам реже и реже,
С каждым мгновеньем ты сердцу дороже.
Как бы хотелось увидеть мне снова
Эти глаза, с их ответным сияньем,
Нежно шепнуть несравненное слово,
Вечно звучащее первым признаньем.
Тихие, тихие, тучи седые,
Тихие, тихие, сонные дали,
Вы ей навейте мечты золотые
И о моей расскажите печали.
Вы ей скажите, что грустно и нежно
Тень дорогая душою хранима,
В шуме прибоя, что ропщет безбрежно
Бурями пламени, звуков, и дыма.
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…
Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю…
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Вы тугую не слушайте плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые —
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, я куплет допою, —
Хоть мгновенье ещё постою на краю…
Сгину я — меня пушинкой ураган сметёт с ладони,
И в санях меня галопом повлекут по снегу утром…
Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,
Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Не указчики вам кнут и плеть!
Но что-то кони мне попались привередливые —
И дожить не успел, мне допеть не успеть.
Я коней напою, я куплет допою, —
Хоть мгновенье ещё постою на краю…
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий.
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!
Умоляю вас вскачь не лететь!
Но что-то кони мне попались привередливые…
Коль дожить не успел, так хотя бы — допеть!
Я коней напою, я куплет допою, —
Хоть мгновенье ещё постою на краю…
Нина, помнишь ли мгновенья,
Как певец усердный твой,
Весь исполненный волненья,
Очарованный тобой,
В шумной зале и в гостиной
Взор твой естественно-невинной
Взором огненным ловил,
Иль мечтательно к окошку
Прислонясь, летунью-ножку
Тайной думою следил,
Иль, влеком мечтою сладкой,
В шуме общества, украдкой,
Вслед за Ниною своей
От людей бежал к безлюдью
С переполненною грудью,
С острым пламенем речей;
Как вносил я в вихрь круженья
Пред завистливой толпой
Стан твой, полный обольщенья,
На ладони огневой,
И рука моя лениво
Отделялась от огней
Бесконечно — прихотливой
Дивной талии твоей;
И когда ты утомлялась
И садилась отдохнуть,
Океаном мне явилась
Негой зыблемая грудь, —
И на этом океане,
В пене вечной белизны,
Через дымку, как в тумане,
Рисовались две волны.
То угрюм, то бурно — весел,
Я стоял у пышных кресел,
Где покоилася ты,
И прерывистою речью,
К твоему склонясь заплечью,
Поливал мои мечты;
Ты внимала мне приветно.
А шалун главы твоей —
Русый локон незаметно
По щеке скользил моей… Нина, помнишь те мгновенья,
Или времени поток
В море хладного забвенья
Все заветное увлек?
МЕДЛЕННЫЕ СТРОКИ
Вершины белых гор
Под красным Солнцем светят.
Спроси вершины гор,
Они тебе ответят.
Расскажут в тихий час
Багряного заката,
Что нет любви для нас,
Что к счастью нет возврата.
Чем дальше ты идешь,
Тем глубже тайный холод.
Все — истина, все — ложь,
Блажен лишь тот, кто молод.
Нам скупо светит день,
А ты так жаждешь света.
Мечтой свой дух одень,
В ином не жди привета.
Чем выше над землей,
Тем легче хлопья снега,
С прозрачной полумглой
Слилась немая нега.
В прозрачной полумгле
Ни мрака нет, ни света.
Ты плакал на земле,
Когда-то, с кем-то, где-то.
Пойми, один, теперь: —
Нет ярче откровенья,
Как в сумраке потерь
Забвение мгновенья.
Мгновенье красоты
Бездонно по значенью,
В нем высшее, чем ты.
Служи предназначенью!
Взойди на высоту,
Побудь как луч заката,
Уйди за ту черту,
Откуда нет возврата!
Другая вариация
Чтоб сны приникли к изголовью,
Зажгите, звезды, все огни,
И ты, о, Ночь, своей любовью
Слиянье страсти осени.
Ужель природа доверяла
Любви — такую красоту?
Луна ужели озаряла
Такую верную чету?
О, пусть во мгле самозабвенья
Не видит он ее лица!
Бегите, быстрые мгновенья,
И возвращайтесь без конца!
Юноши
О, страх! О, радость! Что́ свершится,
Покуда мир окутан сном,
Пред тем как солнце загорится!
Идем! Идем!
Роскошной неги, снов лучистых
Раскрыты светлые врата,
Здесь в переливах золотистых
Сойдутся мощь и красота.
О, пусть во мгле самозабвенья
Не видит он ее лица!
Бегите, быстрые мгновенья,
И возвращайтесь без конца!
Девушки
О, страх! О, радость! Что́ свершится,
Покуда мир окутан сном,
Пред тем как солнце загорится!
Идем! Идем!
Вы, феи, ангелы святые,
Склонитесь ласково над ней!
Блюдите, звезды золотые,
Восторг немеркнущих огней!
О, пусть во мгле самозабвенья
Не видит он ее лица!
Бегите, быстрые мгновенья,
И возвращайтесь без конца!
Юноши и девушки
О, страх! О, радость! Что́ свершится,
Покуда мир окутан сном,
Пред тем как солнце загорится,
Идем! Идем!