Ища в мужчине идеала,
Но стыд храня,
Пиявка доктору сказала:
«Люби меня!..»
<1868 (?)>
Из тонких линий идеала,
Из детских очерков чела
Ты ничего не потеряла,
Но всё ты вдруг приобрела.Твой взор открытей и бесстрашней,
Хотя душа твоя тиха;
Но в нем сияет рай вчерашний
И соучастница греха.11 ноября 1890
Исполнен вечным идеалом,
Я не служить рожден, а петь!
Не дай мне, Феб, быть генералом,
Не дай безвинно поглупеть! О Феб всесильный! на параде
Услышь мой голос свысока:
Не дай постичь мне, бога ради,
Святой поэзии носка!
Тупые звуки вспышек газа
Над мёртвой яркостью голов,
И скуки чёрная зараза
От покидаемых столов,
И там, среди зеленолицых,
Тоску привычки затая,
Решать на выцветших страницах
Постылый ребус бытия.
Благословляю сень дубров,
Мою деревню, сад и поле!
Небеден я, живу на воле,
Не знаю тягостных трудов;
Есть полка книг, гряда цветов,
Пишу стихи: чего ж мне боле!
«И ты живёшь без идеала!
Бесцельна жизнь, в груди тоска!» —
Томясь печалью, ты сказала,
И я почувствовал: дрожала
В моей руке твоя рука.
«К былому, друг мой, нет возврата, —
Промолвил я, печаль тая, —
Поверил также я когда-то,
Пленённый буйством бытия,
Что к идеалам путь возможен,
Что блеск девичьих глаз не ложен,
И что верна любовь твоя!»
Мне снится книга без ошибок —
О корректуры идеал!
За этот сон сказать спасибо, —
Когда поэзы без ошибок,
Мне хочется. Как сон мой гибок, —
Сон в смокинге, — без одеял:
Ведь в нем — и книги без ошибок,
И корректуры идеал…
Я видел вас, я их читал,
Сии прелестные созданья,
Где ваши томные мечтанья
Боготворят свой идеал.
Я пил отраву в вашем взоре,
В душой исполненных чертах,
И в вашем милом разговоре,
И в ваших пламенных стихах;
Соперницы запретной розы
Блажен бессмертный идеал…
Стократ блажен, кто вам внушал
Не много рифм и много прозы.
Я долго странствовал по свету,
Я всё увидел, всё узнал,
Но, мглой туманною одета,
Ты мимо шла, мой идеал.
Я много понял звезд лучистых,
Одна лишь тайный свет лила,
Как лунный отблеск серебристый,
Была печальна и светла.
И долго вещие зеницы
Смотрели в сумрачный туман,
Где ярко-красные зарницы
Мрачили неба океан.
Теперь я понял тайну ночи,
Нашел Тебя, мой Идеал…
Твои лишь ныне блещут очи,
Как вечно Сириус сверкал!..
Да, ты, конечно, мой идеал, —
Ведь это же без счета
Божбой и обятьями я скреплял;
Но нынче мешает работа.
Вот завтра после двух часов
Приди, — я вновь, по чести,
Влюбленность доказать готов!
Потом пообедаем вместе.
И если билеты мы найдем,
То буду я
Сводить тебя в потом:
Дают —
Смесь обольщений и химер
Чертовского пошиба;
Музыку создал Мейербер
На текст нелепый Скриба.
Где ты, мой идеал, блуждающий далеко?
Тебя нигде не в силах я найти,
Ни под звездой, горящей так высоко,
Ни на тернистом жизненном пути.
Но знаю я тебя, высокий, незабвенный,
И пусть в моей груди живет тот идеал.
Утешь меня одной лишь лаской нежной,
И счастья луч уж в сердце засиял.
Призрачна высь. Своим доспехом медным
Средь ярких звезд и ласковых планет
Горит луна. А здесь, на поле бледном,
Я полон грез о той, которой нет; Я полон грез о той, чья за туманом
Незрима нам алмазная слеза,
Но чьим лучом, земле обетованным,
Иных людей насытятся глаза.Когда бледней и чище звезд эфира
Она взойдет средь чуждых ей светил, —
Пусть кто-нибудь из вас, последних мира,
Расскажет ей, что я ее любил.
Вчера, как сумраки по небу
Туманный вечер расстилал,
Я в тишине молился Фебу,
Я вдохновенье призывал;
Уже душой, ему покорной,
Неукротимый, животворной
Его огонь овладевал;
Мечты кипели, разгорались,
Росли, блистали и сливались
И видел я — мой идеал:
Чело, и очи, и ланиты,
Уста, и локоны, и грудь,
И стан божественной Хариты
Непринужденно, как-нибудь
Одеждой легкой перевитый.
Как мил и жив мой идеал!
Я млел, я таял, я стыдился,
Я задыхался и дрожал,
И утомленный — пробудился!
Не могу понять, не знаю…
Это сон или Верлен?..
Я люблю иль умираю?
Это чары или плен? Из разбитого фиала
Всюду в мире разлита
Или м_у_ка идеала,
Или м_у_ки красота.Пусть мечта не угадала,
Та она или не та,
Перед светом идеала,
Пусть мечта не угадала,
Это сон или Верлен?
Это чары или плен? Но дохнули розы плена
На замолкшие уста,
И под музыку Верлена
Будет петь моя мечта.Год написания: без даты
Конечно ты мой идеал!
И поцалуем подкреплял —
Я это часто, милый друг;
Но нынче право не досуг.
А лучше завтра приходи!
И с новым пламенем в груди
Тебя, от двух до трех часов —
Я ожидать опять готов.
Мы в ресторан с тобой пойдем.
И если хочешь ты, — потом
Не прочь пожалуй буду я
Сводить и в оперу тебя.
Дают Робе́рта… сколько там —
Любви, чертей и колдовства!
Те звуки создал Мейербер —
А Сириб — нелепыя слова.
Конечно ты мой идеал!
И поцелуем подкреплял —
Я это часто, милый друг;
Но нынче право не досуг.
А лучше завтра приходи!
И с новым пламенем в груди
Тебя, от двух до трех часов —
Я ожидать опять готов.
Мы в ресторан с тобой пойдем.
И если хочешь ты, — потом
Не прочь пожалуй буду я
Сводить и в оперу тебя.
Дают Робе́рта… сколько там —
Любви, чертей и колдовства!
Те звуки создал Мейербер —
А Сириб — нелепые слова.
Язык оригинала: французский. Название в оригинале: L’Иdéal.—Из цикла «Жизнь души», сб. «Стансы и поэмы». Источник: Век Перевода
Сюлли-Прюдом
Идеал
Бледна луна в равнине неба ясной,
Сияют звезды, спит земля в тиши,
И реет мира дух, и в глубине души
Мне виден лучший свет иной звезды прекрасной.
Звезды невидимой, чей блеск в стране иной
Сердцам другим златые сны вещает
И в чудном мире грез незримо обитает
И нам когда-нибудь пришлет свой свет живой.
О вы, счастливые, которым та звезда
Зажжется некогда в иных веках далеких,
Скажите, что ее я сердцем ждал всегда,
По ней грустил в скитаньях одиноких.
Не говори, что жизнь — игрушка
В руках бессмысленной судьбы,
Беспечной глупости пирушка
И яд сомнений и борьбы.
Нет, жизнь — разумное стремленье
Туда, где вечный свет горит,
Где человек, венец творенья,
Над миром высоко царит.Внизу, воздвигнуты толпою,
Тельцы минутные стоят
И золотою мишурою
Людей обманчиво манят;
За этот призрак идеалов
Немало сгибнуло борцов,
И льется кровь у пьедесталов
Борьбы не стоящих тельцов.Проходит время, — люди сами
Их свергнуть с высоты спешат
И, тешась новыми мечтами,
Других тельцов боготворят;
Но лишь один стоит от века,
Вне власти суетной толпы, —
Кумир великий человека
В лучах духовной красоты.И тот, кто мыслию летучей
Сумел подняться над толпой,
Любви оценит свет могучий
И сердца идеал святой;
Он бросит все кумиры века,
С их мимолетной мишурой,
И к идеалу человека
Пойдет уверенной стопой!
Когда луч солнечный влетит как мотылек,
За ним гоняются в затихшем классе дети,
Держа меж пальцами, подобно яркой сети,
Осколки зеркала иль стеклышка кусок.
И — птицей золотой из клетки без усилья
На волю выпорхнув — лучи на потолке,
На стенах и скамьях, на аспидной доске —
Повсюду светлые развертывают крылья.
О, солнце — идеал! Его скрывает мгла
В высоких небесах, и гордо зеркала
Искусства хрупкие мы к солнцу направляем,
Но жизни сумрачной высокая стена,
Мечтанья обманув, по-прежнему темна,
И мы лишь слабое мерцанье уловляем.
Прозрачна высь. Своим доспехом медным
Средь ярких звезд и ласковых планет
Горит луна. А здесь, на поле бледном,
Я полон грез о той, которой нет;
Я полон грез о той, чья за туманом
Незрима нам алмазная слеза,
Но чьим лучом, земле обетованным,
Иных людей насытятся глаза.
Когда бледней и чище звезд эфира
Она взойдет средь чуждых ей светил, —
Пусть кто-нибудь из вас, последних мира,
Расскажет ей, что я ее любил.
Люблю, люблю в задумчивом величье
Природы красоту,
Люблю глухой полуночи затменье,
И мглу, и темноту,
Мне темные вдали картины сада
С домами поселян,
И свет луны бродящий, как отрада,
Среди печальных стран,
И свежее дыхание зефира -
С цветов и их росы,
Как идеал святой любви и мира,
Как идеал красы -
Отрадны здесь, и чувства осеняют
Блаженством тихим сна...
Зачем же дни мне то же не внушают,
Что ночь и тишина?..
Что жалеть о разбитом бокале!
Пролитое вино пожалей.
Не об юности пылкой твоей,
О забытом тоскуй идеале.
Пусть трудами измучена грудь,
И неправдами сердце разбито, —
Лишь была бы любовь не забыта,
В дикой мгле указавшая путь,
Та любовь, что предстала так рано
Пред тобой, оробелым от зла,
И завесу немого тумана
Над твоею душой подняла,
И, как солнечный луч, озарила
Бездну зла и неправды людской,
И не раз на решительный бой
За собою тебя выводила.
Но любовь позабыта; разлит
Драгоценный нектар идеала;
Если сердце порой и горит,
Так душа отзываться устала.
Красою звездною сияют неба своды,
Но лишь к звезде одной летит моя мечта,
И мнится мне — душа великая природы
В дыханьи ночи разлита.
О, дивная звезда! Она еще незрима
Для миpa, где царят насилье и вражда,
Но тьма рассеется: над ним непобедимо
Она взойдет в грядущие года.
О, братья смертные, и в этот миг желанный
Вы все, кому блеснет ее отрадный свет —
Скажите, что ее во мгле веков туманной
Провидел и любил поэт!
Бледна луна в равнине неба ясной,
Сияют звезды, спит земля в тиши,
И реет мира дух, и в глубине души
Мне виден лучший свет иной звезды прекрасной.
Звезды невидимой, чей блеск в стране иной
Сердцам другим златые сны вещает
И в чудном мире грез незримо обитает
И нам когда-нибудь пришлет свой свет живой.
О вы, счастливые, которым та звезда
Зажжется некогда в иных веках далеких,
Скажите, что ее я сердцем ждал всегда,
По ней грустил в скитаньях одиноких.
Прости меня, мой ангел белоснежный,
Подруга дней моих и идеал мой нежный,
Что я, забыв любовь, стремглав туда бросаюсь,
Где смерти пасть… О, ужасаюсь!
В могильный склеп с груди горячей,
Убитый, раненый, лежачий,
Стремглав я падаю… Не плачь, прости,
Все птицы будут петь и розаны цвести
Над свежевырытой могилой,
Куда меня злой рок стремглав опустит.
Тогда поймешь, как я страдал,
Как я любил свой идеал…
Над ней стремглав взойдет моя идея
Во образе цветов, ландышей, роз приятных;
Тогда по повеленью таинств непонятных
Из гроба буду я вставать стремглав ночами
И, отравясь цветов благоуханьем,
Как чудной девицы лобзаньем,
Уйду обратно в гроб стремглав
С прослезненными глазами…
То—солнца яркий луч, затмивший свет луны,
То—сон из пламени, бледнеющий с разсветом,
То—молния на миг пришедшей к нам весны,
Цветок, роняющий свой венчик знойным летом.
То—сон из пламени, бледнеющий с разсветом,
То—лента радуги, прозрачная, в огнях,
Цветок, роняющий свой венчик знойным летом,
Сиянье севера в лазурных небесах.
То—лента радуги, прозрачная, в огнях,
То—роза, грудь твою пронзившая шипами,
Сиянье севера в лазурных небесах,
То—пена волн в борьбе напрасной со скалами.
То—роза, грудь твою пронзившая шипами,
От крыльев лебедя слетевший пух с высот,
То—пена волн в борьбе напрасной со скалами,
Дыханье воздуха, теченье быстрых вод.
От крыльев лебедя слетевший пух с высот,
Священный поцелуй в заоблачном пределе,
Дыханье воздуха, теченье быстрых вод,
Для духа идеал—качанье колыбели.
Священный поцелуй в заоблачном пределе,
То—дева, чуждая пылающим страстям,
Для духа идеал—качанье колыбели,
Мечтаний юных сонм, летящий к небесам.
То—дева, чуждая пылающим страстям,
Кольцо, связавшее нас с жизнью, золотое,
Мечтаний юных сонм, летящий к небесам,
Сердечный гимн любви в торжественном покое.
Наш Федя с детства связан был с землёю —
Домой таскал и щебень, и гранит…
Однажды он домой принёс такое,
Что папа с мамой плакали навзрыд.Студентом Федя очень был настроен
Поднять археологию на щит —
Он в институт притаскивал такое,
Что мы кругом все плакали навзрыд.Привёз он как-то с практики
Два ржавых экспонатика
И утверждал, что это древний клад.
Потом однажды в Элисте
Нашёл вставные челюсти
Размером с самогонный аппарат.Диплом писал про древние святыни,
О скифах, о языческих богах,
При этом так ругался по-латыни,
Что скифы эти корчились в гробах.Он древние строения
Искал с остервенением
И часто диким голосом кричал,
Что есть ещё пока тропа,
Где встретишь питекантропа, —
И в грудь себя при этом ударял.Он жизнь решил закончить холостую
И стал бороться за здоровый быт.
«Я, — говорил, — жену найду такую,
Что вы от зависти заплачете навзрыд!»Он все углы облазил — и
В Европе был, и в Азии —
И вскоре отыскал свой идеал.
Но идеал связать не мог
В археологии двух строк —
И Федя его снова закопал.
Сначала шел я в ногу с веком,
О всякой штуке не мечтал
И мог быть дельным человеком,
Но зазевался и — отстал.
Пренебрегая капиталом,
Искал сокровищ для души,
Всю жизнь стремился к идеалам
Но увидал — одни шиши!
Кричал я громко о свободе,
Клеймил стеснительную власть,
Скорбел о страждущем народе —
И угодил с народом в часть!..
Как либерал, поэт и барин
В стихах о равенстве трубил,
Пока швейцар наш Влас Тугарин
Мне с пьяных глаз не нагрубил!..
О братьях-сербах как я плакал,
Купил револьвер и кинжал;
Но страх попасть к турчину на кол —
Меня от братства удержал!..
Лишенный сладостных мечтаний,
В бессильной злобе и тоске
Пошел я в Волковские бани
Распарить кости на полке...
И что ж? О радость! О приятство!
Я свой заветный идеал
Свободы, равенства и братства —
В торговых банях увидал!
Вот он по Гатчинскому саду
Идет с толпой учеников;
Вот он садится к водопаду
На мшистый камень, в тень дерев;
Вкруг дети жмутся молчаливо
К нему все ближе. Очи их
Или потуплены стыдливо,
Иль слез полны, и сам он тих,
Но ликом светел. Он читает
В младых сердцах. Он их проник;
Один душой он понимает
Неуловимый их язык.
В сердцах, забитых от гоненья,
Ожесточенных в цвете лет,
Он вызвал слезы умиленья,
Он пролил в них надежды свет;
И, указуя в жизнь дорогу,
Он человека идеал
Пред ними долго, понемногу
И терпеливо раскрывал…
И вот открыл! — и ослепило
Его сиянье юный взгляд,
И дети с робостию милой
И изумлением глядят.
И каждый сам в себя невольно
Ушел и плачет о себе,
И за прошедшее им больно —
И все готовятся к борьбе.
Ах, Цейдлер! в этом идеале
Ведь ты себя нарисовал;
Но только дети не узнали,
Да ты и сам того не знал!
1
Ее он увидел в магический час;
Был вечер лазурным, и запад погас,
И первые тени над полем и лесом
Дрожали, сквозили ажурным навесом.
В таинственном храме весенних теней,
Мечтатель, он встретился с грезой своей.
2Они обменялись медлительным взглядом…
И девичьим, белым, прозрачным нарядом
Она замелькала меж тонких стволов,
И долго смотрел он, — без грез и без слов,
Смотрел, наслаждаясь представшим виденьем,
Смотрел, отдаваясь наставшим мгновеньям.
3Сияньем их жизнь озарилась с тех пор,
Как будто на небе застыл метеор;
И стали их дни многоцветны и ярки,
Как радостных радуг воздушные арки;
Им были слепительны думы и сны,
Как пышное утро расцветшей весны!
4Но в чистые дали их робких мечтаний
Не смело проникнуть желанье свиданий:
В открытых просторах их девственных грез
Клонились цветы под наитием рос,
Шептала волна на прибрежьи лагуны,
Чуть слышно звенели незримые струны.
5И дивное счастье поведал им бог.
Вдали от людей и от шумных тревог,
В молчаньи лесном, убаюканном тайной,
Друг с другом они повстречались случайно.
Так в старой беседке, игрой ветерка,
Друг с другом сплетаются два лепестка.
6И, точно друзья после долгой разлуки,
Они протянули уверенно руки,
И все, о чем каждый мечтал сам с собой,
Другой угадал вдохновенной душой.
И были не нужны ни клятвы, ни речи
При этой короткой задумчивой встрече.
7То был мотылек, пилигрим вечеров,
Который подслушал прощанье без слов;
То было смущенное облачко мая,
Которое, в дали лазоревой тая,
Над лилией видело алый цветок:
Улыбку, склоненную к трепету щек!
8
И больше они никогда не встречались!
Но светлой святыней в их душах остались
Блаженные тени мгновенного дня…
И жили они, эту тайну храня,
И память о жизни, о горестной жизни,
Была их наградой в небесной отчизне.
Так от меня ты мчишься, младость,
И все отрадные мечты,
Восторг и грусть, тоску и радость —
С собою вдаль уносишь ты!
Златое время жизни полной!
Постой, еще со мной побудь —
Вотще! твои стремятся волны
И в море вечности бегут! Потухли ясные светила,
Пред мной блиставшие в тиши;
Мои мечты судьба разбила —
Созданья пламенной Души,
И вера сладкая — далеко
В святые прежде существа,
Добыча истины жестокой —
Все идеалы божества.Как некогда в объятья камень,
Любя, Пигмалион схватил
И чувства трепетного пламень
Холодный мрамор оживил, —
Так я к природе весь приникнул
Умом, душою, жизнью всей,
Пока согрел ее, подвигнул
На пламенной груди моей.Она любовь мою делила,
Безмолвная — язык нашла,
Мне поцелуй мой возвратила
И сердца трепет поняла.
Леса и горы стали живы.
Поток серебряный мне пел,
Отвсюду на мои призывы
Ответ желанный мне летел.Вселенная во мне кипела,
Теснила грудь, и всякий час
В звук, в образ, и в слова, и в дело
Жизнь из груди моей рвалась.
О, как велик мне мир явился,
Пока скрывался он в зерне!
Но — ах! — как мало он развился,
Как беден показался мне! Как смело, с бодрою охотой
Мечты надеясь досягнуть,
Еще не связанный заботой,
Пустился юноша в свой путь!
Туда невольное стремленье,
Где хор далеких звезд горел;
Нет высоты, нет отдаленья,
Куда бы он не долетел! Как он легко вперед стремился!
Что для счастливца тяжело?
Какой воздушный рой теснился
Вкруг светлого пути его!
Любовь с улыбкой благосклонной,
И счастье с золотым венцом,
И слава с звездною короной,
И в свете истина живом.Но середи дороги скоро
Все спутники расстались с ним;
Свернули в сторону, от взора
Один сокрылся за другим.
Умчалось счастье, друг летучий,
Отрады знанье не. нашло,
Сомненье потянулось тучен
И истину заволокло.Горел над презренной главою
Венец и славы и добра,
И скоро скрылась за весною
Любви прекрасная пора.
Всё тише, тише становилось,
Пустынней на пути моем;
Одна надежда мне светилась
Своим бледнеющим лучом.Из шумных спутников стремленья
Остался кто теперь со мной?
Кто подает мне утешенье,
Кто до могилы спутник мой?
Ты, исцеляющая раны,
Ты, дружба, всех отрада зол,
Товарищ горестей желанный,
Тебя искал я — и нашел.И ты ее сопровождаешь,
Ты, труд, души покой хранишь,
Ты никогда не изнуряешь,
Не разрушая, ты творишь, —
Слепляешь среди сил природы
Песчинку за песчинкой ты,
Зато минуты, дни и годы
У времени тобой взяты.
Я, двух корабликов хозяин с юных лет,
Стал снаряжать их в путь; один кораблик мой
Ушел в прошедшее, на поиски людей,
Прославленных молвой,—
Другой — заветные мечты мои помчал
В загадочную даль,— в туман грядущих дней,
Туда, где братства и свободы идеал,
Но — нет еще людей.
И вот, назад пришли кораблики мои:
Один из них принес мне бледный рой теней,
Борьбу их, казни, стон, мучения любви
Да тяжкий груз идей.
Другой кораблик мой рой призраков принес,
Мечтою созданных, невидимых людей,
С довольством без рабов, с утратами без слез,
С любовью без цепей.
И вот, одни из них, как тени прошлых лет,
Мне голосят: увы! для всех один закон,—
К чему стремиться?! знай, — без горя жизни нет;
Надежда — глупый сон.
Другие мне в ответ таинственно звучат:
У нас иная жизнь! У нас иной закон…
Не верь отжившим,— пусть плывут они назад!
Былое — глупый сон!
Я, двух корабликов хозяин с юных лет,
Стал снаряжать их в путь; один кораблик мой
Ушел в прошедшее, на поиски людей,
Прославленных молвой,—
Другой — заветные мечты мои помчал
В загадочную даль,— в туман грядущих дней,
Туда, где братства и свободы идеал,
Но — нет еще людей.
И вот, назад пришли кораблики мои:
Один из них принес мне бледный рой теней,
Борьбу их, казни, стон, мучения любви
Да тяжкий груз идей.
Другой кораблик мой рой призраков принес,
Мечтою созданных, невидимых людей,
С довольством без рабов, с утратами без слез,
С любовью без цепей.
И вот, одни из них, как тени прошлых лет,
Мне голосят: увы! для всех один закон,—
К чему стремиться?! знай, — без горя жизни нет;
Надежда — глупый сон.
Другие мне в ответ таинственно звучат:
У нас иная жизнь! У нас иной закон…
Не верь отжившим,— пусть плывут они назад!
Былое — глупый сон!
На пятисотый день войны льет беспрерывный ливень.
Как будто мало было нам и сумерек стеклянных,
И ветра, стелющегося вплотную по земле,
И перекрестка, полного каким-то странным пылом,
Как чан, где ядовитые движения кипят,
И вытянувшихся огней, что бродят в полумраке.
Набрасывая в небе план всемирного злодейства;
Нет, были надобны еще и дождь, и грязь, и лужи!
"Поборник истины, ты сожалеешь наше время!
Его страдания тебе сжимают болью сердце!
Не должен был бы ты, восстав, как древние пророки,
Бессмертным возгласом приветствовать грядущий суд?
"О пешеход, споткнувшийся на темной мостовой,
Как память коротка твоя и как бессильна жалость!
Ужели ты совсем забыл о временах их счастья?
И смех их перестал звучать в твоих ушах оглохших?
И запах радости их унесли морские ветры?
"Припомни ночь, когда бредя по улицам, уснувшим,
Ты в гневе праведном бесчисленные беззаконья
Насильников последнего столетья клал на чашу
Весов, проверенных в теченье сорока веков?
"Им вдоволь времени хватило множить всю их мерзость.
Покуда ангел мщения дремал у грани мира,
Они загадили своим пометом все вершины жизни
И небеса забрызгали блевотиной своей.
"Послушай, как теперь они из сил последних лгут:
Паническою ложью наводняя все дома,
Они клянутся в том, что жили лишь для Правды вечной,
Для Мысли лишь святой и для Поэзии бессмертной,
"Пускай хоть помолчат, оставив идеал в покое!
Когда они вершили торг и в банках и в конторах,
Железным ломом спекулируя, зерном и кожей,
Когда, пресытясь золотом и чуя зуд в карманах
Они влекли свои жиры на кресла мюзик-холла
Иль ужинали в комфортабельнейшем ресторане,
Попробовал бы кто напомнить им об идеале.
"Но может быть, им даруют прощенье мертвецы,
Быть может, искупленье стало делом всенародным,
На радость торгашам и в посрамление поэтам?
Иль десять девственниц пришли торжественным посольством
Облобызать следы плевков на праведном челе?
«Не надо стонов, незачем ни головою никнуть,
Ни устремлять глаза туда, где блещет влажный отсвет:
Прекрасней молния, чертящая свой приговор.
Что значит для тебя, паломника в харчевне века,
Землетрясение, крушенье самых крепких стен,
Пеньки фундаментов, торчащие из десен почвы?
Впивай в себя, как музыку, весь треск и грохот ломки,
Испытывай в своих костях все прелести удара,
Свергающего время, осужденное тобой!
Безумным хаосом пьяней, вдыхая запах серы,
Что вырывается из зыбких складок катаклизма!
Взгляни: абсурд и мрак тебе покорствуют, как псы.
Веленья гнева твоего исполнят их клыки.
Ты движешь бурей, мир срывающей с его устоев.
Возрадуйся же! Облекись в блуждающее пламя
И выкрои себе дорожный плащ в огне небесном!»
Они повстречались в магический час.
Был вечер лазурным и запад погас,
И бледные тени над полем и лесом
Ложились, сгущались ажурным навесом.
На ласковом фоне весенних теней
Мечтатель-безумец он встретился с ней.
И первая встреча шепнула им много.
Как ландыш на сердце проснулась тревога,
Мелькнула, скользнула за тонким стеклом
Пурпурная бабочка легким крылом,
Измученный лотос коснулся до влаги
И, тайные, вдаль побежали зигзаги.
Вся жизнь озарилась огнями с тех пор.
Как будто на небе застыл метеор,
Как будто бы мир задрожал от мелодий,
И сон ароматный разлился в природе.
Но мигом свиданья, как утро чисты,
Не смели они опозорить мечты.
И мальчик-поэт и ребенок-Мария,
Мечтая и грезя в часы голубые,
Не знали желаний, смущающих ум.
В небесной прозрачности девственных дум
Дрожали псалмы и улыбки растений,
Носились, томились бесплотные тени.
И дивное счастье поведал им Бог.
Вдали от людей, далеко от тревог
В молчанье лесном, преисполненном тайной
Друг с другом они повстречались случайно.
Так в старой беседке игрой ветерка
Друг с другом сплетаются два лепестка.
И точно друзья после долгой разлуки,
Они протянули уверенно руки,
И все, о чем каждый мечтал сам с собой,
Другой угадал вдохновенной душой.
И были ненужны ни ласки, ни речи
При этой короткой ритмической встрече.
То был мотылек, пилигрим вечеров,
Который подслушал прощанье без слов,
То было смущенное облачко мая,
Которое в дали лазоревой тая,
Поймало румянец склоненных лилей,
Улыбку над лепетом светлых кудрей.
И ярче горело светило земное,
Полней на куртинах дышало левкое,
Шептал ароматней загадочный сад,
Когда возвращалась Мария назад,
Когда в ее сердце туманные розы
Роняли над глубью росистые слезы.
И милостив был к ним Создатель во всем.
День встречи остался последним их днем,
Пылающим вечно, как Божья лампада,
Кристальным и чистым, как брызги каскада;
В гирлянду его — навсегда, навсегда —
Вплелись незабудки, сирень, резеда.
И в вечности счастье их неизменно, —
Они не встречались и в жизни блаженной.
Два светлые ангела вечно они
Хранили в душе серебристые дни,
И память о жизни, о горестной жизни,
Была их наградой в небесной отчизне.
Счастливый милостью судьбины,
Что я и русский, и поэт,
Несу на ваши именины
Мой поздравительный привет.
Пускай всегда владеют вами
Подруги чистой красоты:
Свобода, радость и мечты
С их непритворными дарами;
Пускай сияют ваши дни,
Как ваши мысли, ваши взоры
Или пленительной Авроры
Живые, свежие огни.Где б ни был я — клянусь богами, —
В стране родной и неродной,
Любим ли ветреной судьбой
Иль сирота под небесами,
За фолиантом, за пером,
При громах бранного тимпана,
При звуке лиры и стакана,
Заморским полного вином, —
Всегда услужливый мой гений
Напоминать мне будет вас,
И Дерпт, и славу, и Парнас,
И сада Ратсгофского тени.
Вот вам пример: в России — там,
Где величавая природа,
Студент-певец, я жил с полгода;
Моим разборчивым очам
Являлись дивные картины:
Я зрел, как ранние снега
Сребром ложились на вершины
И на широкие луга,
Как Волги пенились пучины,
Как трепетали берега,
Как обнаженные дубравы
Осенний ветер волновал
И в пудре по полю гулял;
Я видел сельские забавы,
Я видел свадьбу, видел свет —
И что же чувствовал поэт?
Полна спасительного гнева,
Моя открытая душа
Была скучна, нехороша,
Как непонятливая дева;
Она молила небеса
Исправить воздух и дорогу,
И, слава богу, слава богу,
Я здесь, — мой рай, моя краса,
Царица вольных наслаждений,
Где ты, богиня песнопений? Приди! Возвышенный твой дар
Меня наполнит, очарует,
И сердце юношеский жар
К труду прекрасному почует!
Пример не краток; нужды нет.
Я обвиняюсь перед вами,
Что замечтался; но мечтами
Живет и действует поэт,
Богатый творческою силой,
Он пламенеет страстью милой,
Душой следит свой идеал —
И вот нашел… не тут-то было!
Любимец музы прозевал, —
Прощай, возвышенное счастье:
Пред ним в обертке божества
Одни бездушные слова,
Одно холодное участье.
Кого ж любить ему? Мечты!
Он ими сердце оживляет
И сладко, гордо забывает
Свой плен и райские черты
Лица и мозга красоты.
Ах, я забылся! От предмета
Куда стихи мои летят?
Простите вашего поэта,
Я, право, прав, а виноват,
Что разболтался невпопад.
Так было б лучше во сто крат
В моем таинственном журнале
Об непонятном идеале
Писать, что здесь говорено.
Но будь как есть, мне всё равно,
Я знаю вашу благосклонность,
Не удивит, не тронет вас
Мой необдуманный рассказ,
Моей мечты неугомонность.
Пора мне кончить мой привет
И скуку вашего терпенья;
Когда в душе чего-то нет,
Когда не сладко наслажденье,
Когда любимая звезда
Для вдохновенного труда
Неверно, пасмурно сияет,
Певцу и труд надоедает
И он без дара пиэрид,
Без пиитической отваги
Повеся голову сидит
И томно смотрит на бумаги.
Довольно! Нет, еще мой гений
Вас просит, кланяяся вам,
Не скоро ждите объяснений
Его загадочным словам;
Настанет время, после мая, Подробно он расскажет сам,
Какая сила роковая,
Назло Парнасу и уму,
Апрель попортила ему;
Еще он просит: бога ради,
Без Гарпократа никому
Вы не кажите сей тетради.