Ромашка моя
Не для тебя ли в садах наших вишни
Рано так начали зреть?
Рано весёлые звёздочки вышли,
Чтоб на тебя посмотреть.
Если б гармошка умела
Всё говорить, не тая!
Русая девушка в кофточке белой,
Где ты, ромашка моя?
Птицы тебя всюду песней встречают,
Ждёт ветерок у окна.
Ночью дорогу тебе освещает,
Выйдя навстречу, луна.
Я не могу быть с тобою в разлуке
Даже пятнадцать минут,
Ведь о тебе все гармони в округе
Лучшие песни поют.
Если б гармошка умела
Всё говорить, не тая!
Русая девушка в кофточке белой,
Где ты, ромашка моя?
Пришла блондинка-девушка в военный лазарет,
Спросила у привратника: «Где здесь Петров, корнет?»Взбежал солдат по лестнице, оправивши шинель:
«Их благородье требует какая-то мамзель».Корнет уводит девушку в пустынный коридор;
Не видя глаз, на грудь ее уставился в упор.Краснея, гладит девушка смешной его халат,
Зловонье, гам и шарканье несется из палат.«Прошел ли скверный кашель твой? Гуляешь или нет?
Я, видишь, принесла тебе малиновый шербет…» — «Merci. Пустяк, покашляю недельки три еще».
И больно щиплет девушку за нежное плечо.Невольно отодвинулась и, словно в первый раз,
Глядит до боли ласково в зрачки красивых глаз.Корнет свистит и сердится. И скучно, и смешно!
По коридору шляются — и не совсем темно… Сказал блондинке-девушке, что ужинать пора,
И проводил смущенную в молчаньи до двора… В палате венерической бушует зычный смех,
Корнет с шербетом носится и оделяет всех.Друзья по койкам хлопают корнета по плечу,
Смеясь, грозят, что завтра же расскажут всё врачу.Растут предположения, растет басистый вой,
И гордо в подтверждение кивнул он головой… Идет блондинка-девушка вдоль лазаретных ив,
Из глаз лучится преданность, и вера, и порыв.Несет блондинка-девушка в свой дом свой первый сон:
В груди зарю желания, в ушах победный звон.
Этой милой девушке с легкою недужинкой
В сердце, опрокинутом в первый же полет,
Доброглазой девушке, названной Жемчужинкой,
Ливней освежительных счастье не прольет.
Сердце обескрыливший юноша хорошенький
Причинил нечаянно жгучую печаль.
«Боже! Правый Господи! Не вреди Алешеньке:
Был он легкомысленным, и его мне жаль…»
Сердце успокоивший, нелюбимый девушкой,
Женщиной разлюбленный, преданностью мил…
Разве успокоиться ей в такой среде мужской?
Ждать же принцев сказочных не хватает сил.
И не надо, гнилая, этих принцев сказочных:
Чванные и глупые. Скучные они.
И они не стоят ведь лент твоих подвязочных,
И от встречи с принцами Бог тебя храни!
Так-то, безудачная мужняя безмуженка,
Жертвы приносящая в простоте своей,
Смерть не раз искавшая, кроткая Жемчужинка,
Драгоценный камешек средь людских камней!
Гуляла девушка в лесу,
По кустикам плясала.
Зеленая ей на пути
Орешина предстала.
— Орешина! Сударыня!
С чего так зелена ты?
— Ах, девушка-красавица,
С чего так хороша ты?
— Коли и вправду хороша —
Ответ мой будет краток:
Ем белый хлеб и пью вино —
С того и хороша так.
— Что белый хлеб твоей красе —
С него и хороша так, —
То для моей листвы — роса:
С нее и зелена так.
Ешь белый хлеб и пьешь вино?
И спишь ты, видно, сладко!
Где твой девический венок?
У милого в кроватке!
— Орешина! Сударыня!
Твой сказ тебя загубит!
Три рослых брата у меня,
Они тебя порубят.
— Сруби орешину зимой —
Весной опять ростки даст.
Утратит девушка венок —
До гробовой доски уж!
Еще недавно в город незнакомый
Беспечно приезжал я в первый раз.
Там девушки стояли на балконах
С магнитами провинциальных глаз.
Я проходил, предчувствуя победу:
Вы не целуйтесь, девушки, ни с кем,
Когда-нибудь еще раз я приеду
И, может быть, останусь насовсем,
И счастье принесу чудесной самой,
Веселой, грустной, доброй и упрямой.Я приезжаю в город на рассвете,
По улицам курчавым прохожу,
Спешат автобусы, играют дети,
Этаж пускает зайчик этажу.
Глядят с балконов, из открытых окон,
Избранницы сегодняшней весны,
Но, как магниты с выключенным током,
Теперь глаза темны и холодны.
Желаю радости чужим невестам.
Я здесь в последний раз, и то проездом.
Сини все проталины
Под ногой весны.
Солнцем мы ужалены,
Ветром мы пьяны!
С воздухом вливается
В нас апрельский хмель…
Скоро ль закачается
Девичья постель!
Чу! поет над водами
Вешних мошек рой.
Время — хороводами
Виться под горой.
Песнями и плясками
Время — ночь вспугнуть…
Ах, когда ж под ласками
Побледнеет грудь!
Словно в церкви статуя,
Мы зимой весь день.
Скоро, лиловатая,
Зацветет сирень,
Скоро куст шиповника
Будет весь в цветах…
Ах! когда ж любовника
Встречу я впотьмах!
Луна взошла. На вздох родимый
Отвечу вздохом торжества,
И сердце девушки любимой
Услышит страстные слова.
Слушай! Повесила дева
Щит на высоком дубу,
Полная страстного гнева,
Слушает в далях трубу.
Юноша в белом — высоко
Стал на горе и трубит.
Вспыхнуло синее око,
Звук замирает — летит.
Полная гневной тревоги
Девушка ищет меча…
Ночью на горной дороге
Падает риза с плеча…
Звуки умолкли так близко…
Ближе! Приди! Отзовись!
Ризы упали так низко.
Юноша! ниже склонись!
Луна взошла. На вздох любимой
Отвечу вздохом торжества.
И сердце девы нелюдимой
Услышит страстные слова.
Она заснула под слова напева.
В нем слово «Мой», волнение струя,
Втекало в слово нежное «Твоя».
И в жутко-сладком сне застыла дева.
Ей снилось. Нежно у нее из чрева
Росла травинка. Брызгал плеск ручья.
Красивая нестрашная змея
Ласкалась к ней. И стебель вырос в древо.
Ушли густые ветви в небеса.
В них золотились яблоки и птицы.
Качались громы, молнии, зарницы.
И вырос лес. И выросли леса.
И кто-то перстень с блеском огневицы
Надел на палец избранной царицы.
Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красней Армии герои!
Девушки плачут,
Девушкам сегодня грустно —
Милый надолго уехал,
Эх, да милый в армию уехал!
Девушки, гляньте,
Гляньте на дорогу нашу,
Вьется дальняя дорога,
Эх, да развеселая дорога!
Едем мы, едем,
Едем, а кругом колхозы,
Наши, девушки, колхозы,
Эх, да молодые наши села!
Только мы видим,
Видим мы седую тучу, —
Вражья злоба из-за леса,
Эх, да вражья злоба, словно туча!
Девушки, гляньте,
Мы врага принять готовы,
Наши кони быстроноги,
Эх, да наши танки быстроходны!
В небе за тучей
Грозные следят пилоты.
Быстро плавают подлодки.
Эх, да зорко смотрит Ворошилов!
Пусть же в колхозе
Дружная кипит работа,
Мы — дозорные сегодня,
Эх, да мы сегодня часовые!
Девушки, гляньте,
Девушки, утрите слезы!
Пусть сильнее грянет песня,
Эх, да наша песня боевая!
Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле,
Едут по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои!
Отвечай мне, картонажный мастер,
Что ты думал, делая альбом
Для стихов о самой нежной страсти
Толщиною в настоящий том? Картонажный мастер, глупый, глупый,
Видишь, кончилась моя страда,
Губы милой были слишком скупы,
Сердце не дрожало никогда.Страсть пропела песней лебединой,
Никогда ей не запеть опять,
Так же как и женщине с мужчиной
Никогда друг друга не понять.Но поет мне голос настоящий,
Голос жизни близкой для меня,
Звонкий, словно водопад гремящий,
Словно гул растущего огня: «В этом мире есть большие звезды,
В этом мире есть моря и горы,
Здесь любила Беатриче Данта,
Здесь ахейцы разорили Трою!
Если ты теперь же не забудешь
Девушку с огромными глазами,
Девушку с искусными речами,
Девушку, которой ты не нужен,
То и жить ты, значит, не достоин».
Видел ты полночный месяц
Средь небесной синевы,
Или абрикос румяный
В яркой зелени листвы?
Видел группы ароматных
Гиацинтов и гвоздик,
Алых роз и белых лилий,
Украшающих цветник?
Но пред девушкой-армянкой
О луне забудешь ты…
А цветы?.. За миг лобзанья
Ты растопчешь те цветы!
Лоб, как лилия, и розы
Расцветают на щеках.
Знак невинности, — улыбка
Постоянно на устах…
Вот она, зардевшись, бубен
Подняла над головой,
Выбивая такт лезгинки
Грациозною рукой.
Изгибая стан свой стройный,
Нежной грации полна,
То недвижна, то несется,
Будто ласточка, она.
И в тревоге сладкой бьется
Сердце юноши тогда…
Старец с грустью вспоминает
Бодрой юности года…
На позиции девушка
Провожала бойца,
Темной ночью простилася
На ступеньках крыльца.
И пока за туманами
Видеть мог паренек,
На окошке на девичьем
Всё горел огонек.
Парня встретила славная
Фронтовая семья,
Всюду были товарищи,
Всюду были друзья.
Но знакомую улицу
Позабыть он не мог:
— Где ж ты, девушка милая,
Где ж ты, мой огонек?
И подруга далекая
Парню весточку шлет,
Что любовь ее девичья
Никогда не умрет;
Всё, что было загадано,
В свой исполнится срок, -
Не погаснет без времени
Золотой огонек.
И просторно и радостно
На душе у бойца
От такого хорошего
От ее письмеца.
И врага ненавистного
Крепче бьет паренек
За Советскую родину,
За родной огонек.
Все думаю о сказочке одной,
В ту сказочку и песня вплетена,
И в песне той любимая, она,
Цветет и дышит дивною весной.
Сердечко есть у девушки у той,
Но вот любовь сердечку не дана,
И глубь его надменностью полна,
И холодом, и гордостью пустой.
Мой друг, ты слышишь сказки старой звуки?
И как напев гудит сурово, властно?
Как девушка смеется жутко-жутко?
Боюсь, что лопнет мозг от тяжкой муки,
И — ах! — ведь это было бы ужасно —
Лишиться напоследок и рассудка.
Произошло крушение,
И поездов движение
Остановилось ровно на восемнадцать часов.
Выскочив на площадку,
Спешно надев перчатку,
Выглянула в окошко: тьма из людских голосов!
Росно манила травка.
Я улыбнулся мягко,
Спрыгнул легко на рельсы, снес ее на полотно.
Не говоря ни слова,
Ласкова и лилова,
Девушка согласилась, будто знакома давно…
С насыпи мы сбежали, —
Девушка только в шали,
Я без пальто, без шапки, — кочками и по пенькам.
Влагой пахнули липы,
Грунта плеснули всхлипы,
Наши сердца вздрожали, руки прильнули к рукам.
Благостью катастрофы
Блестко запел я строфы,
Слыша биенье сердца, чуждого сердца досель.
Чувства смешались в чуде,
Затрепетали груди…
Опоцелуен звонко, лес завертел карусель!
О, люди, жалко-скучные, о, глупые затейники,
Зачем свои мечтания в слова вложили вы?
Вы ходите, вы бродите, по селам коробейники,
Но все людские вымыслы поблекли и мертвы.
Словами захватали вы все радости желанные,
Все тайное лишили вы светло-заветных чар.
И травы грубо топчете, и бродите, обманные,
И, сгорбленные, носите непрошенный товар.
Торгуете, торгуетесь, назойливо болтаете,
Ступая, убиваете безмолвные цветы.
И все, что в мысли просится, на деньги вы считаете,
И в сердце оставляете проклятье пустоты.
О, скупщики корыстные, глядельщики бесстыдные,
Оставьте нас, — ужели ж вам мало городов?
Луга мои, мечты мои, неслышные, невидные,
Найду ли для любви моей нетронутых цветов!
Медвежья шкура постлана
В моем углу; я жду…
Ты, дальним небом посланный,
Спади, как плод в саду!
Весна цвела травинками,
Был желт в июле мед;
Свис, в осень, над тропинками
Из алых бус намет.
Лежу, и груди посланы
Ловить слепую мглу…
Медвежья шкура постлана,
Тепла, в моем углу.
Таясь в тайге, с лосятами
Лосиху водит лось…
Мне ль с грудями не взятыми
Снег встретить довелось?
Весна цвела травинками.
Вот осень. Зрелый груз
Гнут ветры над тропинками, —
Лесных рябин и груш.
Медвежья шкура постлана…
Ты, свыкший ветви гнуть,
Ты, ветер, небом посланный,
Сбрось грушу мне на грудь!
Было девушке двадцать…
Ей казалось, что много.
Что дурачиться поздно,
Смеяться грешно.
И старалась казаться
При всех она строгой,
Непомерно серьезной.
А было смешно.
Потому что я помню,
Как эта девчонка
Прошлым утром морозным
В кругу детворы
Грела снегом ладони,
Кричала о чем-то
И совсем несерьезно
Каталась с горы.
И смеялась — я слышал —
Ребятам вдогонку,
И кидалась снежками,
И падала в снег.
Я навстречу не вышел,
(Не смущать же девчонку),
Но оставил на память
Тот искренний смех.
Потому что известно,
Что в юности ранней
Всем взрослей, вероятно,
Не терпится стать.
Ох, девчонка смешная,
Ты сердце мне ранишь.
Я хотел бы обратно
Нашу юность позвать.
Хоть бы на день вернулась.
Ей тоже до срока
Убежать не терпелось,
Прибавить года…
Будь же счастлива, юность,
Что вышла в дорогу,
Что серьезна, как зрелость,
И так молода.
Эта песня посвящается солдату Булату Окуджаве
и солдату Петру Тодоровскому в день их премьеры —
от лейтенанта запаса Шпаликова.Яблони и вишни снегом замело —
Там мое родное курское село.
Как у нас под Курском соловьи поют!
А мою невесту Клавою зовут.Земля ты русская!
Девчонка курская,
И пересвисты соловья,
И платье белое,
И косы русые,
Родная девушка моя! Говорил я Клаве: «Клава, не тужи!
Ухожу я, Клава, в армию служить!
И прошу я, Клава, дать прямой ответ:
Ты меня дождёшься, Клава, или нет?»Земля ты русская!
Девчонка курская,
И пересвисты соловья,
И платье белое,
И косы русые,
Родная девушка моя! Клава улыбнулась, бровью повела,
Белою рукою крепко обняла
И сказала Клава: «Парень ты смешной!
Буду я солдату верною женой».Земля ты русская!
Девчонка курская,
И пересвисты соловья,
И платье белое,
И косы русые,
Родная девушка моя!
Белоликие монахини в покрывалах скорбно-черных,
Что в телах таите, девушки, духу сильному покорных?
И когда порханье запахов в разметавшемся жасмине,
Не теряете ли истины в ограждающем Амине?
Девушки богоугодные, да святятся ваши жертвы:
Вы мечтательны воистину, вы воистину усердны!
Но ведь плотью вы оплотены, и накровлены вы кровью, —
Как же совладать вы можете и со страстью, и с любовью?
Соловьи поют разливные о земном — не о небесном,
И о чувстве ночи белые шепчут грешном и прелестном…
И холодная черемуха так тепло благоухает,
И луна, луна небесная, по-земному так сияет…
Как же там, где даже женщины, даже женщины — вновь девы,
Безнаказанно вдыхаете ароматы и напевы?
Не живые ль вы покойницы? Иль воистину святые? —
Черные, благочестивые, белые и молодые!
Смотрит с усмешкою тренер,
Как, пряча невольный страх,
Ловит ногою стремя
Девушка в сапогах.
Это не так-то просто —
Впервые сидеть на коне…
Худенький смелый подросток,
Что ты напомнил мне?
…Хмурые Сальские степи,
Вдали — деревень костры.
Разрывы — лишь ветер
Треплет волосы медсестры.
Это не так-то просто —
Впервые быть на войне…
Худенький смелый подросток
Гордо сидит на коне.
Пусть пальцы ещё в чернилах,
Пускай сапоги велики:
Такими и мы приходили
В боевые полки.
За то, чтоб остался спокойным
Девочки этой взгляд,
Старшие сёстры-воины
В братских могилах спят.
Спите, подруги… Над вами
Знамёна шумят в вышине,
И в карауле у знамени —
Девушка на коне.
Е.П. Иванову
Плачет ребенок. Под лунным серпом
Тащится по полю путник горбатый.
В роще хохочет над круглым горбом
Кто-то косматый, кривой и рогатый.
В поле дорога бледна от луны.
Бледные девушки прячутся в травы.
Руки, как травы, бледны и нежны.
Ветер колышет их влево и вправо.
Шепчет и клонится злак голубой.
Пляшет горбун под луною двурогой.
Кто-то зовет серебристой трубой.
Кто-то бежит озаренной дорогой.
Бледные девушки встали из трав.
Подняли руки к познанью, к молчанью.
Ухом к земле неподвижно припав,
Внемлет горбун ожиданью, дыханью.
В роще косматый беззвучно дрожит.
Месяц упал в озаренные злаки.
Плачет ребенок. И ветер молчит.
Близко труба. И не видно во мраке.
Родилась ты, и, наверно, где-то
Ярким светом вспыхнула звезда.
И все так же двигались планеты,
Так же отезжали поезда,
Так же разговаривали люди,
Ветры завывали у столба.
Ты не знала, будет иль не будет
У тебя счастливая судьба.
А потом пошли другие годы,
И, разгоряченная борьбой,
Ты дралась под знаменем свободы,
Новой окрыленная судьбой.
Ты ходила в кожаной тужурке
И в больших солдатских сапогах,
Ты курила в ледяной дежурке,
Раненых носила на руках.
Молодая радуга вставала
Над землею, где клубился бой.
Одиноко птица пролетала
Над твоею белой головой.
Мы тебя, как друга, хоронили,
Мы понуро шли лесной тропой.
Выросли деревья на могиле
Памятником девушке простой.
В синем небе, в тёмной глуби
Над собором — тишина.
Мы одну и ту же любим,
Легковейная весна.
Как согласны мы мечтами,
Благосклонная весна!
Не шелками, не речами
Покорила нас она.
Удивлёнными очами
Мы с тобой покорены,
Над округлыми плечами
Косы в узел сплетены.
Эта девушка узнала
Чары лёгкие весны,
Мгла весенняя сплетала
Ей задумчивые сны.
Опустила покрывало,
Руки нежные сплела,
Тонкой стан заколдовала,
В храм вечерний привела,
Обняла девичьи плечи,
Поднялась в колокола,
Погасила в храме свечи,
Осенила купола,
И за девушкой — далече
В синих улицах — весна,
Смолкли звоны, стихли речи,
Кротко молится она…
В синем небе, в тёмной глуби
Над собором — тишина.
Мы с тобой так нежно любим,
Тиховейная весна!
Wand wird die Stunde kornmen,
Das einer mich genommen,
Und mein Braut-Bett knackt!
VolhsliedСини все проталины
Под ногой весны.
Солнцем мы ужалены,
Ветром мы пьяны!
С воздухом вливается
В нас апрельский хмель…
Скоро ль закачается
Девичья постель!
Чу! поет над водами
Вешних мошек рой.
Время — хороводами
Виться под горой.
Песнями и плясками
Время — ночь вспугнуть…
Ах, когда ж под ласками
Побледнеет грудь!
Словно в церкви статуя,
Мы зимой весь день.
Скоро, лиловатая,
Зацветет сирень,
Скоро куст шиповника
Будет весь в цветах…
Ах! когда ж любовника
Встречу я впотьмах!Придет, как час настанет,
Любимый мой, и станет
Кровать моя трещать!
Народная песня (нем.).
Близко города Тамбова,
Недалеко от села,
Комиссара молодого
Пуля-дура подсекла.
Он склонялся,
Он склонялся,
Падал медленно к сосне
И кому-то улыбался
Тихо-тихо, как во сне.
Умирая в лазарете,
Он сказал:
«Ребята… Тут
Есть портрет… Елизавета —
Эту девушку зовут.
Красным гарусом расшитый —
Вот он, шелковый кисет!
Ну, так вы ей… напишите,
Что меня…
Что меня…в помине нет…»
Мы над ним
Не проронили
Ни единого словца.
Мы его похоронили
Честь по чести, как бойца.
Но тамбовской ночью темной
Уцелевшие в бою,
Мы задумались,
И вспомнил
Каждый девушку свою…
В твоих кудрях, в их черном лоске
Есть трепетание крыла.
Ты нынче мальчик, ты в матроске
На вечер чопорный пришла.
Твоя прическа в беспорядке,
Отвергнув шпильки, как тиски,
Завились тоненькие прядки
И на глаза и на виски.
И смехом юным, славным смехом
Напоминаешь ты юнгу,
Когда в отместку всем помехам
Закутит он на берегу.
И, весь еще пропитан солью
Волны, причалившей корму,
Стремится к счастью и раздолью
И не уступит никому.
И, пьян от дыма папироски,
Он сам — хлестнувшая волна,
А шея в вырезе матроски
Очаровательно стройна!
Строен твой стан, как церковные свечи.
Взор твой — мечами пронзающий взор.
Дева, не жду ослепительной встречи —
Дай, как монаху, взойти на костер!
Счастья не требую. Ласки не надо.
Лаской ли грубой тебя оскорблю?
Лишь, как художник, смотрю за ограду
Где ты срываешь цветы,— и люблю!
Мимо, все мимо — ты ветром гонима —
Солнцем палима — Мария! Позволь
Взору — прозреть над тобой херувима,
Сердцу — изведать сладчайшую боль!
Тихо я в темные кудри вплетаю
Тайных стихов драгоценный алмаз.
Жадно влюбленное сердце бросаю
В темный источник сияющих глаз.
Ни глупой радости,
Ни грусти многодумной,
И песням ласковым,
Хорошая, не верь.
И в тихой старости,
И в молодости шумной
Всегда всего сильней
Нетерпеливый зверь.
Я признаюсь…
От совести не скрыться:
Сомненьям брошенный,
Как раненый, верчусь.
Я признаюсь:
В нас больше любопытства,
Чем настоящих и хороших чувств.
И песни пел,
И в пламенные чащи
Всегда душевное носил в груди!
И быть хотел —
Простым и настоящим,
Какие будут
Только впереди.
Да, впереди.
Теперь я между теми,
Которые живут и любят
Без труда.
Должно быть, это — век,
Должно быть, это время —
Жестокие и нужные года!
Если ты одинока —Эй невесты — девушки — сестры
Братья — друзья — женихи,
Поднимем бокалы — Кавказскую
молодость —
Выпьем вино за стихи.Я весь в ароматных симфониях
Расцветающих роз.
Я весь среди злата акаций
У заветно-приветных мимоз.
Тайра-тайра
Тайра-тарамм.
Сердце звенит полнозвучно.
Тайра-тайра
Тайра-тарамм.
Песни со мной неразлучно.
И я от земли далеко —
Мне легко.
Я на небо смотрю —
Мне легко.Эй невесты — девушки — сестры
Братья — друзья — женихи,
Поднимем бокалы — Кавказскую
молодость —
Выпьем вино за стихи.И будем петь и будем нежны,
Цветы и птицы полюбят нас.
Пусть наши души утроснежны
И путь венчанный на Парнас.И будем просты как растения
И станем радостно расти
И славить мудро расцветения
Благословенное — прости.А если я — поэт поющий
Взобрался легким на Парнас,
Но я весной — для всех цветущий
И мне тоскливо жить без вас.Эй невесты — девушки — сестры
Братья — друзья — женихи,
Поднимем бокалы — Кавказскую молодость
Выпьем вино за стихи.
АКВАРЕЛЬ
Перу И. И. Ясинского посвящаю
Весенней яблони, в нетающем снегу,
Без содрогания я видеть не могу:
Горбатой девушкой - прекрасной, но немой -
Трепещет дерево, туманя гений мой...
Как будто в зеркало - смотрясь в широкий плес,
Она старается смахнуть росинки слез,
И ужасается, и стонет, как арба,
Вняв отражению зловещего горба.
Когда на озеро слетает сон стальной,
Бываю с яблоней, как с девушкой больной,
И, полный нежности и ласковой тоски,
Благоуханные целую лепестки.
Тогда доверчиво, не сдерживая слез,
Она касается слегка моих волос,
Потом берет меня в ветвистое кольцо,-
И я целую ей цветущее лицо.
С восходом солнечным Людмила,
Сорвав себе цветок,
Куда-то шла и говорила:
‘Кому отдам цветок? Что торопиться? Мне ль наскучит
Лелеять свой цветок?
Нет! недостойный не получит
Душистый мой цветок’. И говорил ей каждый встречный:
‘Прекрасен твой цветок!
Мой милый друг, мой друг сердечный,
Отдай мне твой цветок’. Она в ответ: ‘Сама я знаю,
Прекрасен мой цветок,
Но не тебе, и это знаю,
Другому мой цветок’. Красою яркой день сияет, -
У девушки цветок;
Вот полдень, вечер наступает, -
У девушки цветок! Идет. Услада повстречала,
Он прелестью цветок.
‘Ты мил! — она ему сказала.-
Возьми же мой цветок! ’ Он что же деве? Он спесиво:
‘На что мне твой цветок?
Ты даришь мне его — не диво:
Увянул твой цветок’.
Лида, ты — беззвучная Липковская. Лида, ты — хорошенькая девушка.
Стройная, высокая, изящная, ты — сплошная хрупь, ты вся — улыбь.
Только отчего же ты недолгая? Только отчего твое во льду ушко?
Только для чего так много жемчуга? Милая, скорей его рассыпь!
Русая и белая кузиночка, не идут тебе, поверь мне ландыши;
Не идут тебе, поверь мне, лилии, — слишком ты для белаго — бела:
Маки, розы нагло — оскорбительны, а лианы вьются, как змееныши; —
Трудно обукетить лиф твой девичий, чтобы ты сама собой была.
: Папоротник в блестках изумрудовых, снег фиольно-белый и оискренный,
Пихтовые иглы эластичные — вот тебе единственный убор,
Девушке со старческой улыбкою, замкнутой, но, точно солнце, искренней,
Незаметно как-то умирающей, — как по ягоды идущей в бор:
Каховка, Каховка — родная винтовка —
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орел и Каховка —
Этапы большого пути.
Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемет…
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет…
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза…
Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила…
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, по наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
Все кричали у круглых столов,
Беспокойно меняя место.
Было тускло от винных паров.
Вдруг кто-то вошел — и сквозь гул голосов
Сказал: «Вот моя невеста».
Никто не слыхал ничего.
Все визжали неистово, как звери.
А один, сам не зная отчего, —
Качался и хохотал, указывая на него
И на девушку, вошедшую в двери.
Она уронила платок,
И все они, в злобном усильи,
Как будто поняв зловещий намек,
Разорвали с визгом каждый клочок
И окрасили кровью и пылью.
Когда все опять подошли к столу,
Притихли и сели на место,
Он указал им на девушку в углу,
И звонко сказал, пронизывая мглу
«Господа! Вот моя невеста».
И вдруг тот, кто качался и хохотал,
Бессмысленно протягивая руки,
Прижался к столу, задрожал, —
И те, кто прежде безумно кричал,
Услышали плачущие звуки.25 декабря 1902
Он ко мне бесстыдно прикоснулся…
Это было на заре вечерней.
Он ко мне бесстыдно прикоснулся…
Сердце вечерами легковерней.
Снились мне всю ночь мужские ласки
На безгрешной, девичьей постели.
Снились мне всю ночь мужские ласки
И от ласк мои колени млели.
Утром я проснулась истомленной
От неясных, сладких ожиданий.
Утром я проснулась истомленной,
И весь день глаза мои в тумане.
Он желал, чтоб вечером пришла я,
(Этот голос слышу я повсюду!)
Он сказал, чтоб вечером пришла я
Вновь, в беседку липовую, к пруду.
Может быть, он, как вчера, и нынче
Мне улыбкой милой улыбнется.
Может быть, он, как вчера, и нынче
Вновь ко мне так странно прикоснется!