Друзья, природою самою
Назначен наслажденьям срок:
Цветы и бабочки — весною,
Зимою — виноградный сок.
Снег тает, сердце пробуждая;
Короче дни — хладеет кровь…
Прощай вино — в начале мая,
А в октябре — прощай любовь!
Хотел бы я вино с любовью
Мешать, чтоб жизнь была полна;
Но, говорят, вредит здоровью
Избыток страсти и вина.
Советам мудрости внимая,
Я рассудил без дальних слов:
Прощай вино — в начале мая,
А в октябре — прощай любовь!
В весенний день моя свобода
Была Жаннетте отдана:
Я ей поддался — и полгода
Меня дурачила она!
Кокетке все припоминая,
Я в сентябре уж был готов…
Прощай вино — в начале мая,
А в октябре — прощай любовь!
Я осенью сказал Адели:
«Прощай, дитя, не помни зла…»
И разошлись мы; но в апреле
Она сама ко мне пришла.
Бутылку тихо опуская,
Я вспомнил смысл мудрейших слов:
Прощай вино — в начале мая,
А в октябре — прощай любовь!
Так я дошел бы до могилы…
Но есть волшебница: она
Крепчайший спирт лишает силы
И охмеляет без вина.
Захочет — я могу забыться;
Смешать все дни в календаре:
Весной — бесчувственно напиться
И быть влюбленным в декабре!
Дамоклов меч давно известен миру.
Раз на пиру я сладко задремал —
И вижу вдруг: тиран, настроив лиру,
Под тем мечом мне место указал.
И я сажусь и смело восклицаю:
— Пускай умру, с вином в руке, шутя!
Тиран! твой меч я на смех поднимаю,
Пою и пью, стихам твоим свистя.
Вина! — кричу я слугам добродушно. —
Вина и яств!.. А ты, тиран-поэт,
Встречая смерть чужую равнодушно,
На мой же счет строчи пока куплет.
Ты убежден, что, всех нас угнетая,
Уймешь наш вопль, стихами заблестя.
Тиран! твой меч я на смех поднимаю,
Пою и пью, стихам твоим свистя.
Ты хочешь рифмой тешить Сиракузы;
Но если так, ты родине внемли:
Отчизны голос — голос лучшей музы…
Жаль, вам он чужд, поэты-короли!
А как душист, поэзия родная,
Малейший цвет, с ветвей твоих слетя!..
Тиран! твой меч я на смех поднимаю,
Пою и пью, стихам твоим свистя.
Ты ждал, что Пинд тобой уж завоеван
Ценой твоих напыщенных стихов;
К ним лавр тобой был золотом прикован,
Чтоб ты в венке предстал на суд веков;
Но ты в другом венце дал цепи краю:
Их взвесит Клио много лет спустя…
Тиран! твой меч я — видишь — презираю,
Пою и пью, стихам твоим свистя.
— Презренье? Нет! мне ненависть сноснее! —
Сказал тиран и дернул волосок;
И меч упал над лысиной моею…
Тиран отмстил — свершился грозный рок.
И вот я мертв, но снова повторяю
В аду, крылами смерти шелестя:
— Тиран, твой меч я на смех поднимаю,
Пою и пью, стихам твоим свистя.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
От стакана доброго вина
Рассудил я здраво, что сатира,
В видах примиренья, не должна
Обличать пороки сильных мира.
Лучше даже в очи им туман
Подпускать куреньем фимиама,
Я решил, не затрудняясь, прямо,
Осушив еще один стакан.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
С двух стаканов доброго вина
Покраснел я, вспомнив о сатирах.
Вижу: вся тюрьма моя полна
Ангелами в форменных мундирах.
И в толпе счастливых поселян
Я воспел, как запевала хора,
Мудрость господина прокурора, —
Осушив еще один стакан.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
С трех стаканов доброго вина
Вижу я: свободны все газеты.
Цензоров обязанность одна:
Каждый год рассматривать бюджеты.
Милосердье первых христиан,
Что от нас веками было скрыто,
Я увидел — в сердце иезуита, —
Осушив еще один стакан.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
С двух бутылок доброго вина
Заливаться начал я слезами
И свободу, в неге полусна,
Увидал, венчанную цветами, —
И в стране, счастливейшей из стран,
Кажется, тюрьмы сырые своды
Рухнули б от веянья свободы…
Выпей я еще один стакан.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
Но избыток доброго вина
И восторг, и умиленья слезы
Безраздельно все смешал сполна
В смутные, отрывочные грезы.
Будь же ты благословен, обман,
Что нам в душу, с утоленьем жажды,
Будто с неба посылает каждый
Шамбертена доброго стакан.
Вино в тюрьме дает совет:
Не горячись — ведь силы нет.
И за решеткой, во хмелю,
Я все хвалю.
Богата негой жизнь природы,
Но с негой скорби в ней живут.
На землю черные невзгоды
Потоки слез и крови льют.
Но разве все погибло, что прекрасно?
Шлют виноград нам горы и поля,
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Везде потопы бушевали.
Есть страны, где и в наши дни
Людей свирепо волны гнали…
В ковчеге лишь спаслись они.
Но радуга сменила день ненастный,
И голубь с веткой ищет корабля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Готовя смерти пир кровавый,
Раскрыла Этна жадный зев.
Все зашаталось; реки лавы
Несут кругом палящий гнев.
Но, утомясь, сомкнулся зев ужасный,
Волкан притих, и не дрожат поля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Иль мало бедствий нас давило?
Чума несется из степей,
Как коршун, крылья распустила
И дышит смертью на людей.
Но меньше жертв, — вольней вздохнул несчастный;
Идет любовь к стенам госпиталя.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Война! Затеян спор ревнивый
Меж королей, — и бой готов.
Кровь сыновей поит те нивы,
Где не застыла кровь отцов.
Но пусть мы к разрушению пристрастны,
Меч устает; мир сходит на поля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Природу ли винить за грозы?
Идет весна, — ее поем.
Благоухающие розы
В любовь и радость мы вплетем.
Как рабство после воли ни ужасно,
Но будем ждать, надежды всех деля.
Течет вино, улыбки женщин ясны, —
И вновь утешена земля.
Лизок мой, Лизок!
Ты слишком самовластна;
Мне больно, мой дружок,
Вина просить напрасно.
Чтоб мне, в года мои,
Глоток считался каждый, —
Считал ли я твои
Интрижки хоть однажды?
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Твой юнкер простоват;
Вы хитрости неравной:
Он часто невпопад
Вздыхает слишком явно.
Я вижу по глазам,
Что думает голубчик…
Чтоб не браниться нам,
Налей-ка мне по рубчик.
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Студент, что был влюблен
Вот здесь же мне попался,
Как поцелуи он
Считал и все сбивался.
Ты их ему вдвойне
Дарила, не краснея…
За поцелуи мне
Налей стакан полнее.
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Молчи, дружочек мой!
Забыла об улане,
Как он сидел с тобой
На этом же диване?
Рукой сжимал твой стан,
В глаза глядел так сладко…
Лей все вино в стакан
До самого осадка!
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Еще беда была:
Зимой, в ночную пору,
Ведь ты же помогла
В окно спуститься вору!..
Но я его узнал
По росту, по затылку…
Чтоб я не все сказал —
Подай еще бутылку.
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Все дружные со мной
Дружны с тобой — я знаю;
А брошенных тобой
Ведь я же поднимаю!
Ну выпьем иногда —
Так что же тут дурного?
Люби меня всегда —
С друзьями и хмельного…
Лизок мой, Лизок,
Ведь ты меня всегда
Дурачила, дружок;
Сочтемся хоть разок
За прошлые года!
Штраф в десять тысяч!.. Боги! да за что же?
В тюрьме квартиры, вижу я, в цене!..
А тут и хлеб становится дороже, —
Ужели впредь поститься надо мне?!
О строгий суд! Нельзя ль хоть малость сбавить?
«Нет, нет, — постись! Тяжка твоя вина:
Ты смел народ на наш же счет забавить —
И десять тысяч выплатишь сполна».
Извольте, вот: вот десять тысяч франков…
На что ж, увы, у вас они пойдут?
На пышный гроб для чьих-нибудь останков?
На приз тому, кто в ход пускает кнут?
Уж вижу я протянутую руку:
В ней держит счет тюремщик за тюрьму…
Он Музу сам отвел туда на муку, —
И — прежде всех — две тысячи ему!..
Хочу я сам раздать и остальные…
Как, например, певцов не оделить?
Заржаветь могут арфы покупные;
Настройте их, чтоб век наш восхвалить!..
Я пел не так; вы спойте так, как надо…
За лесть даются деньги и певцам!
Смотрите: вот готовая награда —
Кладу еще две тысячи льстецам.
А вот вдали — какие-то гиганты:
В ливреях все, все знатны на подбор!
Служа из чести, рады эти франты
Нести весь век какой угодно вздор.
Когда ж пирог дадут им за отличье,
То каждый сесть успеет за троих;
Они утроят Франции величье!..
Кладу еще три тысячи для них.
А там мелькает, в блеске пышной свиты,
Особый штат блюстителей страны.
Я знаю их: они — иезуиты, —
Свой пай во всем иметь они должны.
Один из них мишенью обвинений
Избрал меня, — и вот уж я в аду!
Ощипан чертом там мой добрый гений…
За подвиг тот три тысячи кладу.
Проверим счет, — ведь стоит он проверки:
Тем — две да две, и три да три — другим,
Да, ровно десять тысяч, как по мерке.
Ах, Лафонтен без штрафов был гоним!..
В те времена я б не подвергся риску
Остаться впредь без хлеба и вина…
Ну-с, а теперь — позвольте мне расписку:
Вот десять тысяч франков вам сполна!
Вот солнышко в поле зовет нас с тобою;
В венке из цветов удаляется день…
Идем же, товарищ мой, — бывший лозою, —
Пока не сгустилась вечерняя тень.
Давал ты напиток волшебный… Который?
Веселье в твоем ли я черпал вине?
С вина спотыкаться случалося мне, —
Так пусть же лоза мне и служит опорой!
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
Идем: помечтаем с тобой на досуге.
Тебе я все тайны поверю свои,
Спою тебе песенку в память о друге,
О славе героев, о нежной любви…
И — грянет ли буря, со свистом и воем
Промчится ли ветер, ударит ли град —
Под старою шляпой ну так и жужжат
Идеи привычным бесчисленным роем!
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
Ты, трость моя, знаешь, как часто в мечтаньях
Я мир перестраивал, ближних спасал…
Мой ум не стеснялся в благих начертаньях;
Какие стихи я создать обещал!
А раньше трудился я ради алтына,
Затерянный в массе безродных детей;
Но Муза, отметив печатью своей
Меня еще в детстве, — нашла во мне сына.
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
Как нянька, с любовью она мне твердила:
«Рассматривай, слушай, читай». Иль со мной
Шла в поле и за руку нежно водила:
«Рви, милый, цветы; их так много весной!»
С тех пор, в стороне от соблазнов наживы,
Со мной она любит сидеть у огня,
Баюкая даже под старость меня,
Иные, вечерние выбрав мотивы.
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
«Эй ты! Управляй колесом государства!» —
Кричат мне безумцы. Родная страна!
Подумай: под силу ль мне власти мытарства,
Когда самому мне опора нужна?!
А ты, моя трость, что мне скажешь на это?
Ну что, если б в ноше обычной твоей
Прибавилась к тяжести лично моей —
Вся тяжесть политики целого света?!
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!
Храню я до старости верность былому:
Оно умирает, — умру с ним и я.
Тебя ж завещаю я веку иному:
Другим будь опорой, опора моя!
От ложных шагов избавлял ты, друг милый,
Меня, осторожно в потемках водя;
Так вот — для трибуна, главы иль вождя
Тебя я оставлю у края могилы.
Идем — васильки на полях подбирать
И песен последних искать!