Душно! без счастья и воли
Ночь бесконечно длинна.
Буря бы грянула, что ли?
Чаша с краями полна! Грязь над пучиною моря,
В поле, в лесу засвищи,
Чашу народного горя
Всю расплещи!..
Ты, старина, здешь живешь как в аду,
Воля придет — чай, бежишь без оглядки?
— Нашто мне воля? куда я пойду?
Нету ни батьки, ни матки,
Нету никем никого;
Хлеб добывать не умею,
Только и знаю кричать: «Го-го-го!
Горе косому злодею!..»
Когда я был в неволе,
Я помню, голос мой
Пел о любви, о славе,
О воле золотой,
И узники вздыхали
В оковах за стеной.Когда пришла свобода,
И я на тот же лад
Пою, — меня за это
Клевещут и язвят:
«Тюремные все песни
Поешь ты, — говорят. —Когда ты был в неволе,
Ты за своей стеной
Мог петь о лучшей доле,
О воле золотой, —
И узники вздыхали,
Внимая песне той!.. Теперь ты, брат, на воле,
Другие песни пой, —
Пой о цепях, о злобе,
О дикости людской,
Чтоб мы не задремали,
Внимая песне той»
Всевышней волею Зевеса
Вдруг пробудившись ото сна,
Как быстро по пути прогресса
Шагает русская страна: В печати уж давно не странность
Слова «прогресс» и «либерал»,
И слово дикое — «гуманность»
Уж повторяет генерал.То мало: вышел из-под пресса
Уж третий томик Щедрина…
Как быстро по пути прогресса
Шагает русская страна! На грамотность не без искусства
Накинулся почтенный Даль —
И обнаружил много чувства,
И благородство, и мораль.По благородству, не из видов
Статейку тиснул в пол-листа
Какой-то господин Давыдов
О пользе плети и кнута… Убавленный процентик банка,
Весьма пониженный тариф,
Статейки господина Бланка —
Всё это были, а не миф.
— Ты куда, удалая ты башка?
Уходи ты к лесу темному пока:
Не сегодня-завтра свяжут молодца.
Не ушел ли ты от матери-отца?
Не гулял ли ты за Волгой в степи?
Не сидел ли ты в остроге на цепи?
«Я сидел и в остроге на цепи,
Я гулял и за Волгой в степи,
Да наскучила мне волюшка моя,
Воля буйная, чужая, не своя.
С горя, братцы, изловить себя я дал —
Из острога, братцы, с радости бежал.
Как в остроге-то послышалося нам,
Что про волю-то читают по церквам, —
Уж откуда сила-силушка взялась:
Цепь железная, и та, вишь, порвалась!
И задумал я на родину бежать;
Божья ночка обещалась покрывать.
Я бежал — ног не чуял под собой…
Очутился на сторонушке родной,
Тут за речкой моя матушка живет,
Не разбойничка, а сына в гости ждет.
Я сначала постучуся у окна —
Выходи, скажу, на улицу, жена!
Ты не спрашивай, в лицо мне не гляди,
От меня, жена, гостинчика не жди.
Много всяких я подарков тебе нёс,
Да, вишь, как-то по дороге все растрёс;
Я вина не пил — с воды был пьян,
Были деньги — не зашил карман.
Как нам волю-то объявят господа,
Я с воды хмелен не буду никогда;
Как мне землю-то отмерят на миру —
Я в кармане-то зашью себе дыру.
Буду в праздники царев указ читать…
Кто же, братцы, меня может забижать?»
— Ты куда, удалая ты башка?
Уходи ты к лесу темному пока.
Хоть родное-то гнездо недалеко, —
Ночь-то месячна: признать тебя легко.
Знать, тебе в дому хозяином не быть,
По дорогам, значит, велено ловить.
(Мотив из признаний Ады Кристен)Пусть по воле судеб я рассталась с тобой, —
Пусть другой обладает моей красотой!
Из объятий его, из ночной духоты,
Уношусь я далёко на крыльях мечты.
Вижу снова наш старый, запущенный сад:
Отраженный в пруде потухает закат,
Пахнет липовым цветом в прохладе аллей;
За прудом, где-то в роще, урчит соловей…
Я стеклянную дверь отворила — дрожу —
Я из мрака в таинственный сумрак гляжу —
Чу! там хрустнула ветка — не ты ли шагнул?!
Встрепенулася птичка — не ты ли спугнул?!
Я прислушиваюсь, я мучительно жду,
Я на шелест шагов твоих тихо иду —
Холодит мои члены то страсть, то испуг —
Это ты меня за руку взял, милый друг?!
Это ты осторожно так обнял меня,
Это твой поцелуй — поцелуй без огня!
С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови
Ты не смеешь отдаться безумствам любви, —
И, внимая речам благородным твоим,
Я не смею дать волю влеченьям своим,
И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой!
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
Из объятий его, из ночной духоты,
Я опять улетаю на крыльях мечты,
В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью,
Где впервые подслушал ты душу мою…
Я душою сливаюсь с твоею душой —
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
Знахарка в нашем живет околотке:
На воду шепчет; на гуще, на водкеДа на каких-то гадает травах.
Просто наводит, проклятая, страх! Радостей мало — пророчит всё горе;
Вздумал бы плакать — наплакал бы море, Да — Господь милостив! — русский народ
Плакать не любит, а больше поет.Молвила ведьма горластому парню:
«Эй! угодишь ты на барскую псарню!»И — поглядят — через месяц всего
По лесу парень орет: «го-го-го!»Дяде Степану сказала: «Кичишься
Больно ты сивкой, а сивки лишишься, Либо своей голове пропадать!»
Стали Степана рекрутством пугать: Вывел коня на базар — откупился!
Весь околоток колдунье дивился.«Сем-ка! и я понаведаюсь к ней! —
Думает старый мужик Пантелей: —Что ни предскажет кому: разоренье,
Убыль в семействе, глядишь — исполненье! Черт у ней, что ли, в дрожжах-то сидит?..»
Вот и пришел Пантелей — и стоит, Ждет: у колдуньи была уж девица,
Любо взглянуть — молода, полнолица, Рядом с ней парень — дворовый, кажись,
Знахарка девке: «Ты с ним не вяжись! Будет твоя особливая доля:
Милые слезы — и вечная воля!»Дрогнул дворовый, а ведьма ему:
«Счастью не быть, молодец, твоему.Всё говорить?» — «Говори!» — «Ты зимою
Высечен будешь, дойдешь до запою, Будешь небритый валяться в избе,
Чертики прыгать учнут по тебе, Станут глумиться, тянуть в преисподню:
Ты в пузыречек наловишь их сотню, Станешь его затыкать…» Пантелей
Шапку в охапку — и вон из дверей.«Что же, старик? Погоди — погадаю!»—
Ведьма ему. Пантелей: «Не желаю! Что нам гадать? Малолетков морочь,
Я погожу пока, чертова дочь! Ты нам тогда предскажи нашу долю,
Как от господ отойдем мы на волю!»