Как это так могло случиться,
Что мог он в мае умереть,
Когда все жаждет возродиться,
И соком жизненным кипеть?!.. Певец весны, певец сирени
И майских фей, и соловьев,
Чьей лиры струны так весенни,
Чей стих журчливее ручьев.Как мог он, этот вешнепевец,
Как он сумел, как он посмел
Уйти от пляшущих деревьев
И от кипящих маем тел? На скорбь обрек живых умерший,
Увлажненное послегрозье…
И блаже женственная лань…
И слаже роза жмется к розе…
Журчанье крови, как шампань.
О, мельниц молнийных зигзаги!
Раздробленные жернова!
Какие песни, сказы, саги!
Какие грезы и слова!
На пир всемирного братанья
Спеши, воистину живой,
Когда твердят, что солнце — красно,
Что море — сине, что весна
Всегда зеленая, — мне ясно,
Что пошлая звучит струна…
Мне ясно, что назвавший солнце
Не и́наче, как красным, туп;
Что рифму истолчет: «оконце»,
Взяв пестик трафаретных ступ…
Не вовлечет никто меня в войну:
Моя страна для радости народа.
Я свято чту и свет и тишину.
Мой лучший друг — страны моей свобода.
И в красный цвет зеленую весну
Не превращу, любя тебя, природа.
Ответь же мне, любимая природа,
Ты слышала ль про красную войну?
И разве ты отдашь свою весну,
Сотканую для радости народа,
О, моя дорогая! ведь теперь еще осень, ведь теперь еще осень…
А увидеться с вами я мечтаю весною, бирюзовой весною…
Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если сердце вдруг спросит,
Если сердце простонет: «Грезишь мраком зеленым? грезишь глушью лесною?»
До весны мы в разлуке. Повидаться не можем. Повидаться нельзя нам.
Разве только случайно. Разве только в театре. Разве только в концерте.
Да и то бессловесно. Да и то беспоклонно. Но зато — осиянным
И брильянтовым взором обменяться успеем… — как и словом в конверте…
Вы всегда под охраной. Вы всегда под надзором. Вы всегда под опекой.
Это все для ребенка… Это все для ребенка… Это все для ребенка…
Наступает весна… Вновь обычность ее необычна,
Неожиданна жданность и ясность слегка неясна.
И опять — о, опять! — все пахуче, цветочно и птично.
Даже в старой душе, даже в ней наступает весна!
Мох в еловом лесу засинел — забелел в перелесках.
О, подснежники, вы — обескрыленные голубки!
И опять в ущербленьях губчатых, коричневых, резких
Ядовитые ноздри свои раздувают сморчки.
Сирень, певучая новелла,
Сиреневела.
И колокольцы белолилий
Светло звонили.
Не забывали нежно-чутки
Вод незабудки.
И освещали, точно грозы,
Все в росах розы.
Несло клубникой из долины:
Цвели жасмины.
Подлец ли я, что я ее покинул,
Ее, с которой прожил тpoe лет,
Что, может быть, уйдя, ей сердце вынул?
Подлец ли я? подлец я, или нет?
Немолода, нехороша собою,
Мещаниста и мало развита,
Она была оправдана весною,
Когда в уродстве бродит красота…
Кто сблизил нас? Весна, вино и юность, —
Мои друзья и тайные враги, —
В этот год я встречаю вторую весну,
Возвратясь с недалекого юга,
Где одна завакханилась, мне проблеснув,
И ушел я в приморский свой угол.
В эту зиму вторично вступил я в зиму́,
От разливной реки к ледоставу
Возвратился опять и с восторгом приму
Ту весну, что дана мне по праву.
1.
Октава
Когда в апреле поля воскресли
От летаргии пустых снегов,
Элеонора смотрела в кресле
На пробужденье своих лугов —
И умирала… «А вдруг? а если?»
Хотелось верить… Как на врагов,
Она смотрела на маргаритки…
А силы чахли… а грезы прытки…
Ты вся на море! ты вся на юге! и даже южно
Глаза сияют. Ты вся чужая. Ты вся — полет.
О, горе сердцу! — мы неразлучны с тобою год.
Как это странно! как это больно! и как ненужно!
Ты побледнела, ты исхудала: в изнеможеньи
Ты вся на море, ты вся на юге! ты вся вдали.
О, горе сердцу! — мы год, как хворост, шутя, сожгли,
И расстаемся: я — с нежной скорбью, ты — в раздраженьи.
Ты осудила меня за мягкость и за сердечность, —
За состраданье к той неудачной, забытой мной, —
Я прочитал «Обрыв», поэму Гончарова…
Согласна ль ты со мной, что Гончаров — поэт?
И чувств изобразить я не имею слова,
И, кажется, — слов нет.
Я полон женщиной, я полон милой Верой,
Я преклоняюся, я плачу, счастлив я!
Весна в душе моей! я слышу соловья, —
На улице ж — день серый.
И как не слышать мне любви певца ночного!
И как не чувствовать и солнце, и весну,
Прах Мирры Лохвицкой осклепен,
Крест изменен на мавзолей, —
Но до сих пор великолепен
Ее экстазный станс аллей.
Весной, когда, себя ломая,
Пел хрипло Фофанов больной,
К нему пришла принцесса Мая,
Его окутав пеленой…
ВчераЗачем вы расцвели, осенние цветы?
Замерзните… засохните… увяньте…
Вы говорите мне о горестном таланте,
О юности моей, о жажде красоты.
Я так утомлена, мне нужен лишь покой.
Весне возврата нет, мечты мои померкли…
Мне все равно: среда, суббота ли, четверг ли, —
Живу я не живя, замерзла я душой…
Но было время… да! была я молода,
Я верила, ждала…надеялась…страдала…
1
Я — как во сне. В стране косноязычной
В глухом лесу, в избушке, в тишине
Для всех чужой, далекий, необычный,
Я — как во сне.
И кажется порой невольно мне,
Что умер я, что голос жизни зычный
Не слышен мне в могильной глубине.
Я стыну весь в привычке непривычной —
Всегда молчать в чужой мне стороне,
1
Когда еще мне было девять,
Как Кантэнак — стакана, строф
Искала крыльчатая лебедь,
Душа, вдыхая Петергоф.
У нас была большая дача,
В саду игрушечный котэдж,
Где я, всех взрослых озадача,
От неги вешней мог истечь.
Очарен Балтикою девной,