Смеркался вечер голубой
Над зеркалом залива.
В челне сидели мы с тобой
И плыли молчаливо.
В лучах луны лежал вдали
Волшебный остров, пышный;
Там тучи легкия текли
И песни были слышны.
Неслися по̀ ветру оне
Так весело, игриво;
А мы грустили и в челне
Скользили вдоль залива.
Летний вечер тихо брежжит
В чаще леса и в лугах,
Освежительно-прекрасный
Светит месяц в небесах.
У ручья поет кузнечик
Вместе с звонкою волной.
Путник слышит смех и всплески
И дыханье над водой, —
То прелестная сильфида
Все купается одна,
И блестит в сияньи лунном
Рук и груди белизна.
Гаснет летний вечер; тенью
Лес и нивы одевает;
Воздух свеж, душист. В лазури
Месяц золотом играет.
Стрекоза в ручье запела,
По воде кружась зеркальной;
Всюду тихо… Путник слышит
Всплеск воды и вздох печальный.
Там, в ручье, одна: купаясь,
Эльфа нежится нагая, —
И грустна, и так прекрасна,
Лунным светом облитая…
Брожу ль я вечером осенним
В саду заглохшем и пустом,
Мне предстает твой образ нежный,
И рядом тихо мы идем.
Твое ль я вижу покрывало
И твой ли бледный, томный лик,
Иль меж ветвей угрюмых сосен
Луна мне светит в этот миг.
И не своим ли тяжким вздохам
Внимаю я в тиши ночной,
Иль точно бедная подруга
Рыдать приходишь ты со мной!
Дева с свежими устами,
С тихой ясностью очей,
Ты, младенец мой прелестный,
Ты живешь в мечте моей.
Длинен этот зимний вечер,
Быть хотел бы я с тобой
И болтать весь длинный вечер
В тихой комнатке с тобой.
Я к устам моим прижал бы
Ручку белую твою
И слезами обливал бы
Ручку белую твою.
По вечерам, в часы печальных грез,
Плывут ко мне забытых песен звуки;
Я внемлю им; тускнеет взор от слез,
И сердце старыя терзают му̀ки.
Как в зеркале, всплывает предо мной
Возлюбленной моей изображенье:
Она сидит, отрадной тишиной
Озарено прелестное виденье.
Вдруг милая порывисто встает
И прядь волос, отрезав, мне дает;
Я трепещу от счастья и боязни…
Злой дух меня жестоко проучил:
Из пряди той веревку он ссучил —
И дар любви стал горше лютой казни.
Вечер пришел безмолвный,
Над морем туманы свились;
Таинственно ропщут волны,
Кто-то белый тянется ввысь.
Из волн встает Водяница,
Садится на берег со мной;
Белая грудь серебрится
За ее прозрачной фатой.
Стесняет обятия, душит
Все крепче, все больней, —
Ты слишком больно душишь,
Краса подводных фей!
«Душу́ тебя с силою нежной,
Обнимаю сильной рукой;
Этот вечер слишком свежий,
Хочу согреться с тобой».
Лик месяца бледнеет,
И пасмурны небеса;
Твой сумрачный взор влажнеет,
Подводных фей краса!
«Всегда он влажен и мутен,
Не сумрачней, не влажней;
Когда я вставала из глуби,
В нем застыла капля морей».
Чайки стонут, море туманно,
Глухо бьет прибой меж камней, —
Твое сердце трепещет странно,
Краса подводных фей!
«Мое сердце дико и странно,
Его трепет странен и дик,
Я люблю тебя несказанно,
Человеческий милый лик».
Прекрасное солнце
Спокойно склонилось в море,
Зыбкие волны окрасила
Темная ночь,
И только заря осыпает их
Золотыми лучами;
И шумная сила прилива
Белые волны теснит к берегам,
И волны скачут в поспешном веселье,
Как стада белорунных овец,
Что вечером к дому
Гонит пастух, распевая.
«Как солнце прекрасно!» —
Сказал мне по долгом молчанье мой друг,
Со мною у моря бродивший...
И полугрустно, полушутливо
Он стал уверять меня,
Будто солнце — прекрасная женщина,
Которой пришлось поневоле
Выйти замуж за старого бога морей...
И днем она радостно по небу ходит
В пурпурной одежде,
Блистая алмазами,
И все ее любят, и всей ей дивятся —
Все земные созданья,
И всех созданий земных утешает
Свет и тепло ее взгляда;
А вечером грустно-невольно
Она возвращается
Во влажный дворец, на холодную грудь
Седого мужа.
«Поверь мне! — прибавил мой друг…
А сам смеялся,
Потом вздыхал — и снова смеялся... —
Это одно из нежнейших супружеств!
Они или спят, иль бранятся —
Так бранятся, что море высоко вскипает,
И в шуме волн мореходы
Слышат, как старый жену осыпает
Страшною бранью:
«Круглая ты потаскушка вселенной!
Лучеблудница!
Целый ты день горяча для других;
А ночью,
Для меня — холодна ты, устала!»
После таких увещаний постельных, конечно,
Ударяется в слезы
Гордое солнце — и рок свой клянет...
Клянет так долго и горько,
Что бог морской
С отчаянья прочь из постели кидается
И поскорее наверх выплывает —
Воздухом свежим дохнуть, освежиться.
Я сам его видел прошедшею ночью:
По пояс вынырнул он из воды
В байковой желтой фуфайке,
В белом как снег ночном колпаке,
Нависшем над старым,
Истощенным лицом».