Порочный отрок, он жил один,
В мечтах и сказках его душа цвела.
В тоске туманной больных долин
Его подругой была ночная мгла.
Она вплетала в его мечты
И зной и холод, — отраву злых болот.
Очарованье без красоты!
Твои оковы никто не разорвёт.
Он тёмен и суров, — и взор его очей,
Пугая чистых дев и радостных детей,
Прельщает зрелых жён, и отроков порочных
Тревожит в сонной мгле мечтаний полуночных.
В очах его тоска, и бледен цвет лица.
Потупит очи он — похож на мертвеца.
Черты его лица смешны и безобразны, —
Но им волнуют жён и отроков соблазны.
Печальный отрок с чёрными глазами
Передо мной стоял и говорил:
«Взгляните, этими руками
Я человека задушил.
Он захрипел, и что-то вдруг сломалось
Там, в горле у него, — и он упал.
То не вина иль злая шалость
Была — я маму защищал.
С кинжалом влез в открытое окошко
Он ночью, маму он зарезать мог, —
Но я подкрался, точно кошка,
И мигом сбил злодея с ног».
Он говорил и весь горел тоскою.
В его душе гнездился тёмный страх.
Сверкало близкою грозою
Безумство у него в глазах.
Отрок сидит у потока.
Ноги целует волна.
Сказки о скрытом глубоко
Тихо лепечет она.
«Что же томиться тревогой,
Вздохи стесняя в груди!
Тихой подводной дорогой
Смело отсюда уйди.
Эти отребья пусть канут
В омут глубокий на дне.
Дивные дива предстанут
Перед тобой в глубине.
На землю там непохоже,
И далеко от небес.
Людям изведать негоже
Тайну подводных чудес.
Наши подводные чуда,
Правда, нетрудно узнать,
Но уж вернуться оттуда
Ты не захочешь опять.
Все усмиривши тревоги,
Все успокоив мечты,
С тихой и тайной дороги
Ввек не воротишься ты».
В лунном озарении,
В росном серебре
Три гадают отрока
На крутой горе.
Красный камень на руку
Положил один, —
Кровь переливается
В глубине долин.
Красный камень на руку
Положил второй, —
Пламя полыхается
В стороне родной.
Красный камень на руку
Третий положил, —
Солнце всходит ясное,
Вестник юных сил.
Странник, пробиравшийся
Ночью на восток,
Вопрошает отроков:
— Кто уставит срок?
Отвечают отроки:
— Божий человек,
Мечут жребий ангелы,
День, и год, и век.
В землю кровь впитается,
Догорит огонь,
Колесницу вывезет
В небо светлый конь.
Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий, —
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий.
Ангел вопрошает:
«Бледный отрок, ты откуда?
Рано дни тебе наскучили».
Отрок отвечает:
«На земле мне было худо.
Мать с отцом меня замучили».
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий, —
Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий.
«Целый день бранили,
Ночью руки мне связали,
На чердак свели раздетого,
Долго палкой били,
Долго розгами терзали, —
Вот и умер я от этого».
Ангельские лики,
Светлое хваленье,
Дым благоуханий, —
У Творца-Владыки
Вечное забвенье
Всех земных страданий.
Игру Ты возлюбил, и создал мир играя;
Кто мудрости вкусил, Ты тех изгнал из рая.
Кто захотел расти, тех смерти Ты обрёк.
Зарёю мужества поставил Ты порок.
Ты — Отрок радостный, Ты — девственное Слово.
Сомненье тёмное отринул Ты сурово.
Младенца умертвил посланник грозный Твой, —
Ты в царствии Своём младенца успокой.
И на земле есть радости,
Есть много радостей и в тёмном бытии, —
Но все земные сладости —
Обманы краткие, прельщения Твои.
Обманом очаровано
Невинное дитя,
И если смертью сковано,
То сковано шутя.
Обещанное сбудется, —
Восстанет милый прах,
И радостно разбудится
Улыбка на губах.
И ждать ли нам наскучило,
И скорбь ли нас измучила, —
Всему своя пора,
А смертное томление,
И тёмный гроб, и тление —
Всё это лишь игра.
Тоскует мать над милым прахом,
Тоскует мать.
Кого обнять? С безумным страхом
Как обнимать?
Предстань пред нею, отрок ясный,
Как тихий сон,
И погрузи в туман безгласный
Безумный стон.
Потоки слёз и ладан дымный
Туманят взгляд.
Утеха в них; утеха — гимны
И весь обряд.
Земные дети шаловливы, —
Но крылья есть.
О том, как ангелы счастливы,
Доходит весть.
ЛегендаНеожиданным недугом
Тяжко поражён,
В замке грозно-неприступном
Умирал барон.
По приказу господина
Вышли от него
Слуги, с рыцарем оставив
Сына одного.
Круглолицый, смуглый отрок
На колени стал, —
И барон грехов немало
Сыну рассказал.
Он малюток неповинных
Крал у матерей
И терзал их перед дикой
Дворнею своей, —
Храмы грабил, из священных
Чаш он пил вино, —
Счёт супругам оскарблённым
Потерял давно.
Так барон, дрожа и плача,
Долго говорил, —
И глаза свои стыдливо
Отрок-сын склонил.
Рдели щёки, и ресницы
Осеняли их,
Как навесы пальм высоких,
Жар пустынь нагих.
Говорил барон: «Познал я
Мира суету, —
Вижу я себя на ветхом,
Зыблемом мосту,
Бедных грешников в мученьях
Вижу под собой.
Рухнет мост, и быть мне скоро
В бездне огневой.
И воззвавши к Богу, дал я
Клятву и обет,
Клятву — сердцем отрешиться
От минувших лет,
И обет — к Святому Гробу
В дальние пути,
Необутыми ногами
Зло моё снести.
И мои угасли силы,
Не свершён обет,
Но с надеждой покидаю,
Сын мой, этот свет:
Мой наследник благородный,
Знаешь ты свой долг…»
И барон в изнеможеньи,
Чуть дыша, умолк.
Поднялся и молча вышел
Отрок. Рыцарь ждёт
И читает Символ веры…
Время медленно идёт.
Вдруг открылась дверь, и входит
Сын его в одной
Шерстяной рубахе, с голой
Грудью, и босой.
Говорит, склонив колени,
«Всем грехам твоим
Я иду молить прощенья
В Иерусалим
Я жестоким бичеваньям
Обрекаю плоть,
Чтоб страданьями моими
Спас тебя Господь,
И, зажжённою свечою
Озаряя путь,
Не помыслю даже в праздник
Божий отдохнуть,
Отдохну, когда увижу
Иерусалим,
Где я вымолю прощенье
Всем грехам твоим.
Буду гнать с лица улыбку
И, чужой всему,
На красу земли и неба
Глаз не подыму:
Улыбнусь, когда увижу
Иерусалим,
Где я вымолю прощенье
Всем грехам моим».