Однажды Истина нагая,
Оставя кладезь свой, на белый вышла свет.
Бог с ней! не пригожа, как смерть худая,
Лицом угрюмая, с сутулиной от лет.
Стук-стук у всех ворот: „Пустите, ради Бога!
Я Истина, больна, устала, чуть хожу!
Морозно, ветрено, иззябла и дрожу!“
— Нет места, матушка! счастливая дорога! —
Везде ей был ответ.
Что делать? на бок лечь, пусть снегом занесет!
Присела на сугроб, стучит зубами.
Вдруг Басня, в золоте, облитая парчой,
А правду молвить — мишурой,
Обнизанная жемчугами,
Вся в камнях дорогих,
Блистающих, как жар, хотя фальшивых,
На санках золотых,
На тройке рысаков красивых
Катит, и прямо к ней. — „Зачем ты здесь, сестра?
Одна! в такой мороз! прогулкам не пора!“
— Ты видишь, зябну! люди глухи:
Никто мне не дает приюта ни на час.
Я всем страшна! мы жалкий люд, старухи:
Как будто от чумы, все бегают от нас! —
„А ты ведь мне большая,
Не хвастаясь сказать! ну, то ли дело я?
Весь мир моя семья!
И кто ж виной? Зачем таскаешься нагая?
Тебе ль не знать, мой друг, что маску любит свет?
Изволь-ка выслушать мой сестринский совет:
Нам должно быть дружней и жить не так, как прежде,
Жить вместе; а тебе в моей ходить одежде.
С тобой — и для меня отворит дверь мудрец,
Со мною — и тебя не выгонит глупец;
А глупым нынче род — и род весьма обильный!“
Тут Истина, умильный
На Басню обративши взор,
К ней в сани прыг... Летят и следу нет! — С тех пор
Везде сестрицы неразлучно:
И Басня не глупа, и с Истиной не скучно!
Свои нам недостатки знать
И в недостатках признаваться —
Как небо и земля: скорей от бед страдать,
Чем бед виною называться!
В пример вам расскажу не басенку, а быль.
Чудна, но справедлива.
Я очевидец сам такого дива,
И, право, не хочу пускать в глаза вам пыль.
Однажды на лужок, лишь только солнце село,
Проказники сурки
Сошлись играть в езду, в гулючки, в уголки
И в жмурки! — Да, и в жмурки! Это дело
Так верно, как я здесь, и вот как: осокой
Тому, кому ловить, завязывались глазки,
Концы ж повязки
Под морду в узелок; а там — бреди слепой!
Слепой бредет! другие же беситься,
Кувыркаться, скакать кругом;
Тот под нос шиш ему, тот в зад его пинком;
Тот на ухо свистит, а тот пред ним вертится,
Коверкаясь как бес!
Бедняжка, лапки вверх, хвать-хвать, не тут-то было!
И где поймать таких увертливых повес!
Ловить бы до утра! но счастье пособило.
Возню услышав под землей,
Из норки вылез крот, монах слепой;
Туда ж играть с сурками!
Растешился, катит и прямо бряк в силки.
Сурки
Сошлись и говорят: „Он слеп, а мы с глазами!
Не лучше ли его...“ — И, братцы, что за срам!
Ворчит надувшись крот: игра игрою!
Я пойман! мне ловить, с повязкой, как и вам.
„Пожалуй! но с твоей, приятель, слепотою
Не будет ли нам грех давить тебя узлом?“
— О, это уж обидно!
Как будто и играть невместно мне с сурком!
Стяни, сударь! еще! еще стяни! мне видно!
«Скажите, батюшка, как счастия добиться?» —
Сын спрашивал отца. А тот ему в ответ:
«Дороги лучшей нет,
Как телом и умом трудиться,
Служа отечеству, согражданам своим,
И чаще быть с пером и книгой,
Когда быть дельными хотим».
— «Ах, это тяжело! как легче бы?» — «Интригой,
Втираться жабой и ужом
К тому, кто при дворе фортуной вознесется…»
— «А это низко!» — «Ну, так просто… быть глипцом:
И этак многим удается».
Два кума лысые дорогой шли
И видят, что-то на траве блистает.
Ну! — думают — мы клад нашли!
„Моя находка!“ — Вздор! — Уж кума кум толкает
И в спину и в бока!
Увы! последнего седого хохолка
На гладких лысинах не стало!
За что же дело стало?
За что свирепый бой? —
За гребень роговой!