Идёт слепец по коридору,
Тая секрет какой-то свой,
Как шёл тогда, в иную пору,
Армейским посланный дозором,
По территории чужой.Зияют смутные глазницы
Лица военного того.
Как лунной ночью у волчицы,
Туда, где лампочка теснится,
Лицо протянуто его.Он слышит ночь, как мать — ребёнка,
Хоть миновал военный срок
И хоть дежурная сестрёнка,
Охально зыркая в сторонку,
Его ведёт под локоток.Идёт слепец с лицом радара,
Беззвучно, так же как живёт,
Как будто нового удара
Из темноты всё время ждёт.
Живя свой век грешно и свято,
недавно жители земли,
придумав фотоаппараты,
залог бессмертья обрели.Что зеркало! Одно мгновенье,
одна минута истекла,
и веет холодом забвенья
от опустевшего стекла.А фотография сырая,
продукт умелого труда,
наш облик точно повторяет
и закрепляет навсегда.На самого себя не трушу
глядеть тайком со стороны.
Отретушированы души
и в список вечный внесены.И после смерти, как бы дома,
существовать доступно мне
в раю семейного альбома
и в нашем клубе на стене.
У моей двоюродной
сестрички
твердый шаг
и мягкие косички.Аккуратно
платьице пошито.
Белым мылом
лапушки помыты.Под бровями
в солнечном покое
тихо светит
небо голубое.Нет на нем ни облачка,
ни тучки.
Детский голос.
Маленькие ручки.И повязан крепко,
для примера,
красный галстук —
галстук пионера.Мы храним —
Аленушкино братство —
нашей Революции
богатство.Вот она стоит
под небосводом,
в чистом поле,
в полевом венке —
против вашей
статуи Свободы
с атомным светильником
в руке.
И современники, и тени
в тиши беседуют со мной.
Острее стало ощущенье
Шагов Истории самой.
Она своею тьмой и светом
меня омыла и ожгла.
Все явственней ее приметы,
понятней мысли и дела.
Мне этой радости доныне
не выпадало отродясь.
И с каждым днем нерасторжимей
вся та преемственная связь.
Как словно я мальчонка в шубке
и за тебя, родная Русь,
как бы за бабушкину юбку,
спеша и падая, держусь.
Это кто-то придумал
счастливо,
что на Красную площадь
привез
не плакучее
празднество ивы
и не легкую сказку
берез.Пусть кремлевские
темные ели
тихо-тихо
стоят на заре,
островерхие
дети метели —
наша память
о том январе.Нам сродни
их простое убранство,
молчаливая
их красота,
и суровых ветвей
постоянство,
и сибирских стволов
прямота.