Мы уходим на Запад, туда, где закатное солнце.
Наши судьбы едины с судьбой необятной страны.
Мы вернемся домой... Если только, конечно, вернемся...
Если только вернемся с пока незнакомой войны.
Кто-то, вспомнив о близких, назад обернется невольно.
Кто-то с прошлым расстался, и смотрит с надеждой вперед.
Серый проблеск штыков, как стальные балтийские волны,
И пока еще полный состав батальонов и рот.
Нам бросают цветы. Нам твердят: «Да хранит вас Всевышний!».
Кружат головы марши и призрачной славы вино.
Мы когда-нибудь вспомним об этом у стен Перемышля,
Как о чем-то, что было не с нами и очень давно.
То что целью казалось вчера — оказалось не целью.
То что было серьезно — сегодня уже не всерьез.
Грозы августа хлещут не ливнем с небес, а шрапнелью
Оголенные ветви не в срок облетевших берез.
Мы пройдем по войне, распиная дороги нагие,
И однажды прорвавшись из серой ее пелены,
Мы вернемся домой (только мы это, или другие?),
На заросшие пашни уже незнакомой страны.
В пыли кольчуга, и шлем в пыли -
Ведь он не придворный франт -
К далеким пределам Святой Земли
Спешил на коне Гильдебранд.
Он верил, жребий его суров.
Он ехал в края чудес,
С мечтой сразиться за гроб Христов,
Пусть даже Христос воскрес.
Но годы в песках караваном шли,
А ржавчина ела металл.
Осточертевшей Святой Земли
Пленником рыцарь стал.
Слабеет тело, в глазах темно,
Подвижник в конце пути.
Два шага осталось до рая, но
Их так нелегко пройти
Кинжалом в сердце - вопрос простой,
И где на него ответ?
Всю жизнь ты бился за гроб пустой.
А стоило, или нет?
Нельзя коня повернуть назад.
Как мим, что пропил талант,
На камне замшелом у райских врат
Устало присел Гильдебранд.
Как обычно, в империи казни и войны,
Шепотки во дворце, суета на базаре.
На восточной границе опять неспокойно,
И в Италии готов громит Велизарий.
А в столице – бега. Из постылого дома,
Из привычек, из будней, как будто из плена,
Мы бросаем себя в жернова Ипподрома.
На «зеленых» и «синих» нас делит арена.
Колесом Фаэтона закрутятся спицы.
Гул ликующих толп долетит до Евфрата.
Мы готовы, как Богу, молиться вознице.
Ты прости нас за это, Христос Пантократор.
А над городом – вечным, порочным, бессонным,
Колесничий Эпоха в хитоне багряном.
Наши судьбы в упряжке бегут по законам,
Установленным Богом и Юстинианом...
Жив ли ты, или уже убит?
Это неважно. Стой!
Свода небесного ткань трещит,
Крепко к щиту прижимая щит,
Держит фаланга строй.
Тени бросаются с острых скал,
Падают камнем вниз.
Катится снова ревущий вал -
Значит, не сыгран еще финал.
Ритм задает флейтист.
Где-то кончается окоем
Кущами Гесперид...
Падают стрелы с небес дождем.
Примет ушедших в царстве своем
Царь всех царей, Аид.
Души блуждают в мирах иных,
А за щитов стеной
Флейты призыв, оборвавшись, стих.
Здесь только мертвые. Нет живых.
Держит фаланга строй...
В клетку косую –
Серый халат.
Я нарисую
Серый квадрат.
Это не мелочь –
Концептуал!
Братка Малевич,
Ты не попал!
Серого много,
Глянь, на Руси.
Хоть у Ван Гога
Выдь, да спроси.
Было, да сплыло…
Все же – мастак!
Ухо – не рыло -
Можно и так.
Станет валежник
Серым котом.
Братка Малежик,
Ты не о том.
Я существую
Но невпопад.
Видишь, рисую
Серый квадрат…