Иной судьбы, казалось, не желая,
К несбыточному больше не стремясь,
Так медленно, так нехотя жила я,
В чужую жизнь стучаться утомясь.
Ступала от удачи к неудаче,
На близкое смотря издалека,
Когда, мои пути переиначив,
Их повела холодная река.
Так палый лист уносится теченьем
Куда-то в неизвестность. И пришло
То чувство, что зовется отреченьем,
Что холодно, пустынно и светло.
У моря ветром рвало мох и камень,
И приходилось, наклонясь дугой,
Карабкаться, держась за трос руками,
Храня дыханье, сжатое пургой.
И день за днем вставали в сроках твердых
Стремленье ветра, уровень воды,
Путь облаков и в дождемерных ведрах
Сухого снега светлые следы.
Еще в июне льды в заливе стыли
Зеленые, прозрачны и влажны,
А светлая, холодная пустыня
Взыграла всеми красками весны.
На склонах гор, коричнево-лиловых,
Горели мхи и снег сходил на нет;
Большой пустырь куражился в обновах
Болот, у неба отбиравших цвет.
И солнечными длинными ночами,
Держа от солнца руку у бровей,
Бродила я с винтовкой за плечами,
Пугая птиц в оттаявшей траве.
И многократно утверждали скалы,
Катая эхо моего ружья,
Что лишь преддверьем — искусом закала
Была вся жизнь прошедшая моя,
Что было в ней борьбы постыдно мало.
И, отступив в сознании вины,
Молчала я, и снова возникала
Над голым миром песня тишины.
Она в ушах звучала бегом крови,
Разгоряченной редкостной весной,
Она была прекрасней и суровей,
Чем гребни гор и небо надо мной.
Оплетена напевом этим длинным,
Я волю в нем услышала одну:
Огромный зов к застроенным равнинам,
Гораздо раньше встретившим весну.
И стало ясно: от него не скроешь
Себя нигде, и на краю земли
Моя судьба — такого же покроя,
Как судьбы тех — оставшихся вдали.
Мы улью одному готовим соты.
И доказал мне этой песни лад,
Что жизнь друзей и прежняя работа,
Обединясь в усилии, велят
Вернуться к ним, чтоб изменять значенье
Любых вещей по слову своему.
Начало я помню. Всего горячее
Стремленье уйти от обычных преград.
В обложке истрепанной — «Мир приключений»,
Чужая земля, Наутилус и Грант.
И каждому разное снилось ночами:
Иному — Австралия, полюс — другим;
Но равно томили — как было вначале —
По глобусу легшие сетью круги.
А мне представлялось: когда на восходе
Пустым океаном владеет заря,
И льдины отколотые проходят,
Холодною прозеленью горя,
На ледоколе, а то на собаках,
Стремлюсь в снеговой непрерывный мятеж…
Как горько бывало проснуться, заплакав
От явной несбыточности надежд!
Завоеватели!
Я не войду
В края, ледяной отягченные лавой;
Я только по карте рукой проведу
Ваш путь, освещенный полярною славой.
Придуманные персонажи книжек,
Поздней вспоминавшиеся иногда,
Они показались скучнее и ниже
Обычного роста в былые года.
Но сделался в жизни обыденной веским
Мой мир невесомый, и в новой судьбе
Лежащий у полюса Север советский
Иных победителей манит к себе.
Выходит, не болтовней впустую,
А самой надежной базой труда
Все то, о чем, бывало, тоскую,
Предстало взыскательным нашим годам.
И, с будничными городами упрочив
Отныне союз трудовой навсегда,
Ты требуешь новых и новых рабочих,
Рудой и пушниной богатая даль.
Ты требуешь самых надежных и храбрых,
Кто может идти с тобой наравне,
Для чьей добычи фундаменты фабрик
Возводятся нынче по всей стране,
Чьей волей в степях вырастают заводы.
К тебе я приду не сегодня еще, —
Меня удержали другие заботы,
Мне руку свою опустив на плечо.
Но передо мною стоишь ты, не тая,
Страна ледяная, владенье зимы, —
С тобой не прощаюсь, года не считаю,
Не в этом — так в будущем встретимся мы!
Разгон дорог дождем окутав,
Апрель берет над миром власть, —
И с ним неведомо откуда
Тревога старая взялась.
И плечи давит, словно тяжесть
Прямоугольник потолка,
И снова даль зовет бродяжить,
Ветрам дорожным потакать.
Но, заглушив весенний шорох,
Неотвратимее зовет —
Над формулой сухой, как порох,
Над лаком импортных приборов —
Работ великих третий год.
Где путь в горах оборван круто,
Где снег ногами не примят,
Где по весне ручьи гремят, —
Лежат нетронутые руды.
И мы на них ведем отряд —
В края, где греет неустанно
Сухое небо Казахстана,
В сибирский комариный зной,
Среди низин глухих и мокрых,
Необжитой пугая округ
Своею песнею шальной.
Мы, как машину, до винта
Наш край в работе изучаем.
И нас просторами встречая,
Своих сокровищ инвентарь
В любой разведке наших партий
Земля вверяет новой карте.
Такого жаркого восхода
Не знала ни одна заря, —
По всем концам земли восходят
Пути советского сырья;
И нам за ним идти велит
Весенний зов, чтоб мы могли
Сказать, что хорошо ли, худо ль,
Но не деленной пополам,
Не как коротенькую ссуду —
Сполна переключили удаль
На точный пятилетний план.
Бывает, синью неба молодого
Ослеплена, сомкну глаза — и вот
Весь мир весной давнишней околдован,
И вновь она к тебе меня зовет.
…Бегут назад поля, речные дамбы
И сухостой, чернеющий углем,
И легкий ветер залетает в тамбур.
Где у подножки мы стоим вдвоем.
То словно опускаясь на колени,
То снова подымаясь до небес,
Мелькает, кружит голову весенний
Края дороги обступивший лес.
И в наших жилах самым вешним звоном
Поет внезапной встречи торжество,
И поезд, мчась по неизвестным зонам,
Колесным громом чествует его.
Но были мы с тобою слишком схожи
Своим упрямством и судьбой самой
И не сжились поэтому. И все же —
Я знаю — даже в час последний мой,
Забот обычных забывая годы,
Я захочу хоть раз еще с тобой
Услышать дальний голос парохода,
Увидеть дым меж небом и водой.
И выросший в единое мгновенье,
Шумя и подымаясь до небес,
Зеленый мой, веселый мой, весенний,
У самых окон замелькает лес.