Сквозь ризу бренную бессмертьем осиянный,
Грозя подемлет он сверкающий свой меч
Над непознавшими, что та больная речь
Царю гробов была ликующей осанной.
Как гидра некогда отпрянула виясь
От блеска истины в божественном глаголе,
Так вопияли вы, над гением глумясь,
Что яд философа топил он в алкоголе.
О если меж стихий рождая только гнев,
Идее не дано отлиться в барельеф,
Чтоб просияла им забвенная могила,
Хоть ты, о черный прах от смерти золотой,
Обломок лишнего в гармонии светила,
На прах Эдгара По перенесен мечтой,
Для крыльев дьявола отныне будь метой.
Уж славы головня победоносно скрылась
Средь бури золотой и блеска янтаря,
И небо пурпурной завесою покрылось —
О смех! — над мнимою гробницею царя.
От блеска даже искр совсем не сохранилось,
Чтобы нас радовать, наш праздник озаряя,
И лишь твое чело волшебно засветилось,
Ласкающим огнем без пламени горя.
О, сколько радости и сколько наслажденья!
Ты задержать могла светила отраженье
И солнца луч вплела среди тяжелых кос.
Ты спишь, и кажется твоя головка каской
Царицы храбрых дев, а тело — грудой роз,
Чарующих бледно-телесною окраской.
Ее ногтей ожив, что ожил из пароса,
Тревога, дней порог, маяк — лампадофор,
И вечеровых снов, что преломили косы
Воскрылий Феникса не много ль для амфор
На аналоях зал, пустующих с тех пор,
Как отзвяцал кимвал напрасного вопроса,
И Стиксом пролиты последних плачей росы —
Гордыне мастера неправедный укор?!
Но окон около на ниве златосбора,
Где встал единорог из опаленных роз,
Погребена она — по воле ли узора? —
Единая от никс: оникс ее убора
Был замкнут рамою забвенья, чтобы скоро
Арктический септет сверканьями возрос.
Малларме
…О, зеркало, — холодная вода —
Кристалл уныния, застывший в льдистой раме!
О, сколько вечеров, в отчаянье, часами,
Усталая от снов и чая грез былых,
Опавших, как листы, в провалы вод твоих
Сквозила из тебя я тенью одинокой…
Но — горе! — в сумерки, в воде твоей глубокой
Постигла я тщету своей нагой мечты…