Если узнаешь, что ты другом упрямым отринут,
если узнаешь, что лук Эроса не был тугим,
что нецелованный рот не твоим лобзаньем раздвинут,
и, несговорчив с тобой, алый уступчив с другим.
Если в пустыню сады преобразила утрата, —
пальцем рассеянным все ж лирные струны задень:
в горести вспомни, поэт, ты слова латинского брата:
«Все же промчится скорей песней обманутый день».
Люблю в романе все пышное и роковое:
адский смех героинь, напоенный ядом клинок...
а наша повесть о том, что всегда нас - двое,
что, друг к другу прильнув, я одна и ты одинок.
О, как таинствен герой романтически-тощий,
с томной бледностью щек, с разлетом суровых бровей!
И есть ли тайна скучнее нашей и проще:
неслиянность души с душою, возлюбленной ей.
Снова знак к отплытию нам дан!
Дикой полночью из пристани мы выбыли.
Снова сердце — сумасшедший капитан —
правит парус к неотвратимой гибели.
Вихри шар луны пустили впляс
и тяжелые валы окрест взлохматили…
— Помолись о нераскаянных, о нас,
о поэт, о, спутник всех искателей!
Нет спутника сердцу неистовому,
друга нет у меня.
Не в дом мой путь и не из дому:
дома нет у меня.
Мой путь под грозой и под радугой
по великой земле,
тоске моей не нарадуюсь
на великой земле.