О, их любовь была сильна!
Без пошлой лжи, без светской фальши,
Он был те-эс'ом, а она
Была красивой генеральшей…
Ее красой заворожен
Он позабыл про циркуляры
И все, что делал, делал он
Для милой Клары, милой Клары.
Дабы не знать в любви препон
И быть одним у генеральши,
Груди, груди, спелые гранаты,
Вы пленили юнаго Рустана! —
На охоту вышел без колчана,
О Влюбленный! Как ты стал разсеян —
Только б видеть Милую почаще!
Нету кожи поцелуям слаще, —
Словно шербет праздничных кофеен!
Если ночью ты увидишь косы
Жил на свете таракашка —
Таракан, как таракан:
Вицмундир потертый, шпажка,
Восприимчивый карман,
Вечно — грязная рубашка,
Галстук черный вечно рван.
Жил на свете таракашка —
Таракан, как таракан.
Милый, добрый таракашка
Жил на свете много лет,
(Место действия не указано)
Хилков.
«Всегда лишь техник. По минутам
Из машинистов — машинист».
Грибоедов.
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом
И больно на руку нечист.
Ах!
Шах!
Меджилис
Уважать вы клялись!
Нынче ж — «розами Ирана»
У кого спина не драна?
И «иранский соловей»
Чьих не видывал лядвей?
Уважать вы клялись
Меджилис.
Наняв газетчик Таратайку,
Пук Манифестов вез с собою,
Но, подвернувшись под нагайку,
Лечим был преданной женой.
Читатель в басне сей откинув манифесты
Здесь помещенные не к месту.
Ты только это соблюди:
Чтоб не попробовать нагайки
Не езди ты на Таратайке,
Да и пешком не выходи.
Придя к Дубасову, копеечная Свечка
С ним о заслугах стала толковать
И утверждать,
Что он пред ней смиренная овечка.
«Превосходительный, судите сами вы, —
Так Свечка говорила. —
Сожгли вы только треть Москвы,
А я так всю Москву спалила».
Однажды нам была дарована Свобода,
Но, к Сожалению, такого рода,
Что в тот же миг куда-то затерялась.
Тебе, Читатель мой, она не попадалась?