Отчизны враг, слуга царя,
К бичу народов, самовластью
Какой-то адскою любовию горя,
Он не знаком с другою страстью.
Скрываясь от очей, злодействует впотьмах,
Чтобы злодействовать свободней.
Не нужно имени: у всех оно в устах,
Как имя страшное владыки преисподней.
1824
Перелетай к веселью от веселья,
Как от цветка бежит к цветку дитя;
Не успевай, за суетой безделья,
Задуматься, подумать и шутя.
Пускай тебя к Кориннам не причислят,
Играй, мой друг, играй и верь мне в том,
Что многие о милой Лизе мыслят,
Когда она не мыслит ни о чем.
Когда б избрать возможно было мне
Любой удел, любое счастье в мире,
Я б не хотел быть славным на войне,
Я б не хотел играть на громкой лире,
Я злата бы себе не пожелал;
Но блага все единым именуя,
То, дайте мне, богам бы я сказал,
Чем Д....... понравиться могу я.
Убог умом, но не убог задором,
Блестящий Феб, священный идол твой
Он повредил: попачкал мерным вздором
Его потом и восхищен собой.
Чему же рад нахальный хвастунишка?
Скажи ему, правдивый Аполлон,
Что твой кумир разбил он как мальчишка
И как щенок его загадил он.
Нежданное родство с тобой даруя,
О, как судьба была ко мне добра!
Какой сестре тебя уподоблю я,
Ее рукой мне данная сестра!
Казалося, любовь в своем пристрастьи
Мне счастие дала до полноты;
Умножила ты дружбой это счастье,
Его могла умножить только ты.
Хотите ль знать все таинства любви?
Послушайте девицу пожилую:
Какой огонь она родит в крови!
Какую власть дарует поцелую!
Какой язык пылающим очам!
Как миг один рассудок побеждает:
По пальцам все она расскажет вам.
— Ужели все она по пальцам знает?
На кровы ближнего селенья
Нисходит вечер; день погас.
Покинем рощу, где для нас
Часы летели как мгновенья!
Лель, улыбнись, когда из ней
Случится девице моей
Унесть во взорах пламень томный,
Мечту любви в душе своей
И в волосах листок нескромный.
Мою звезду я знаю, знаю,
И мой бокал
Я наливаю, наливаю,
Как наливал.
Гоненьям рока, злобе света
Смеюся я:
Живет не здесь, в звездах Моэта
Душа моя!
Когда ж коснутся уст прелестных
Уста мои, —
Простите, спорю невпопад
Я с вашей Музою прелестной;
Но мне Парни ни сват, ни брат:
Совсем не он отец мой крестной.
Он мне однако же знаком:
Цитерских истин возвеститель,
Любезный князь, не спорю в том,
Был вместе с вами мой учитель.
Он точно, он бесспорно,
Фиглярин журналист,
Марающий задорно
Свой оглашенный лист.
А это что за дура? —
Ведь истина, ей-ей!
Давно ль его канура
Знакома стала ей?
На чепуху и враки
Чутьем наведена,
Глупцы не чужды вдохновенья;
Как светлым детям Аонид,
И им оно благоволит:
Слетая с неба, все растенья
Равно весна животворит.
Что ж это сходство знаменует?
Что им глупец приобретет?
Его капустою раздует,
А лавром он не расцветет.
Сближеньем с вами на мгновенье
Я очутился в той стране,
Где в оны дни воображенье
Так сладко, складно лгало мне.
На ум, на сердце мне излили
Вы благодатные струи —
И чудотворно превратили
В день ясный сумерки мои.
Июнь 1842 г.
Что скажет другу своему
Любовник пламенный Авроры?
Сияли ль счастием ему
Ее застенчивые взоры?
Любви заботою полна,
Огнем очей, ланит пыланьем,
И персей томных волнованьем,
Была ль прямой зарей она,
Иль только северным сияньем?
Двойною прелестью опасна,
Лицом задумчива, речами весела,
Как одалиска, ты прекрасна,
И, как пастушка, ты мила.
Душой невольно встрепенется,
Кто на красавицу очей ни возведет:
Холодный старец улыбнется,
А пылкий юноша вздохнет.
Всегда и в пурпуре и злате,
В красе негаснущих страстей,
Ты не вздыхаешь об утрате
Какой-то младости твоей.
И юных Граций ты прелестней!
И твой закат пышней, чем день!
Ты сладострастней, ты телесней
Живых, блистательная тень!
(А. Я. В.)
Не раз Гимена клеветали —
Его бездушным торговцом,
Брюзгой, ревнивцем и глупцом
Попеременно называли…
Как свет его ни назови,
У вас он будет, без сомненья,
Достойным сыном уваженья,
И братом пламенной любви!
Тебе я младость шаловливу,
О сын Венеры! посвятил;
Меня ты плохо наградил,
Дал мало сердцу на разживу!
Подобно мне любил ли кто?
И что ж я вспомню не тоскуя?
Два, три, четыре поцелуя!…
Быть так! спасибо и за то.
Как взоры томные свои
Ты на певце остановила,
Не думай, чтоб мечта любви
В его душе заговорила.
Нет, это был сей сладкий сон,
Сей чудный сон воображенья,
Что посылает Аполлон
Не для любви, для вдохновенья.
1826
В борьбе с тяжелою судьбой
Я только пел мои печали:
Холодные стихи дышали
Души холодною тоской;
Когда б тогда вы мне предстали,
Быть может, грустный мой удел
Вы облегчили б. Нет! едва ли!
Но я бы пламеннее пел.
Не растравляй моей души
Воспоминанием былого;
Уж я привык грустить в тиши,
Не знаю чувства я другого.
Во цвете самых пылких лет
Все испытать душа успела;
И на челе печали след
Судьбы рука запечатлела.
В руках у этого педанта
Могильный заступ, не перо:
Журнального негоцианта
Как раз подроет он бюро.
Он громогласный запевало,
Да запевало похорон…
Похоронил он два журнала,
И третий похоронит он.
Экспромт
Принес ты мирные трофеи
С собой в отеческую сень, —
И был последний день Помпеи
Для русской кисти первый день!
1836
Принес ты мирные трофеи и т. д.
Так, он ленивец, он негодник,
Он только что поэт, он человек пустой;
А ты, ты ябедник, шпион, торгаш и сводник.
О! человек ты деловой.
Мой добрый пес, ты кончил уж свой век!
Я в жизни знал тебя мошенником и вором
Когда б ты был не пес, а человек,
Ты б околел наверно
Здесь погребен армейский капитан.
Он честно жил и грешен не во многом:
Родился пьян и умер пьян,
Вот весь ответ его пред Богом.