Сильный, красивый, богатый
Защитить не захотел,
Дрожала, прижавшись в худом платке.
Кто-то мимо проскользнул горбатый.
…………………….
…………………….
Город большой, — толку-учий!
…………………….
…………………….
Прогнали. Башмачки промокли.
Из водосточных вода текла.
И в каретах с фонарями проезжали
Мимо, мимо, мимо, — господа.Он, любимый, сильный, он все может.
Он просто так, — не желал…
Наклонился какой-то полутемный,
Позвал пить чай, обещал:
— «Пойдем, ципа церемонная,
Развлеку вечерок!»
…………………….
…………………….
И тогда, как собачонка побитая,
трусливо дрожа,
Поплелась за тусклым прохожим.
Была голодна.
Над крышами месяц пустой бродил,
Одиноки казались трубы…
Грациозно месяцу дуралей
Протягивал губы.
Видели как-то месяц в колпаке,
И, ах, как мы смеялись!
«Бубенцы, бубенцы на дураке!»………………………….Время шло, — а минуты остались.
Бубенцы, бубенцы на дураке…
Так они заливались!
Месяц светил на чердаке.
И кошки заволновались.………………………….Кто-то бродил без конца, без конца,
Танцевал и глядел в окна,
А оттуда мигала ему пустота…
Ха, ха, ха, — хохотали стекла…
Можно на крыше заночевать,
Но место есть и на площади!..……………………….Улыбается вывеске фонарь,
И извозчичьей лошади.
Н. С. ГончаровойЧарн-чаллы-ай.
Из желтых скуластых времен
Радугой Возрождения
Перекинулась улыбка ушкуйника
И костлявой шеи местный загар.
Горячие пески
Зыбучи и вязки,
А камни приучили к твердости.
Линии очерчены сохой.
Чарн-чаллы-ай,
Султан лихой.
В гаремах тихие ковры
Червонными шелками
Чуть обвито тело,
Как пропасть — смоль волос.
Глаза — колодцы. Едина бровь
И губы — кровь.
Рук змеиных хруст,
Рисунок строгий в изгибе уст,
Чарн-чаллы-ай.
Дай.
Возьми.
Саадэт? Черибан? Рамзиэ?
Будь неслышным
Кальяном
Тай.
Дай.
Спроворишь — бери.
Чарн-чаллы-ай.
Вот и лег утихший, хороший —
Это ничего —
Нежный, смешной, верный, преданный —
Это ничего.Сосны, сосны над тихой дюной
Чистые, гордые, как его мечта.
Облака да сосны, мечта, облако… Он немного говорил. Войдет, прислонится.
Не умел сказать, как любил.Дитя мое, дитя хорошее,
Неумелое, верное дитя!
Я жизни так не любила,
Как любила тебя.И за ним жизнь, жизнь уходит —
Это ничего.
Он лежит такой хороший —
Это ничего.Он о чем-то далеком измаялся…
Сосны, сосны!
Сосны над тихой и кроткой дюной
Ждут его… Не ждите, не надо: он лежит спокойно —
Это ничего.
Апетит выздоровлянский
Сон, — колодцев бездонных ряд,
и осязать молчание буфета и печки час за часом.
Знаю, отозвали от распада те, кто любят…
Вялые ноги, размягченные локти,
Сумерки длинные, как томление.
Тяжело лежит и плоско тело,
и желание слышать вслух две-три
лишних строчки, — чтоб фантазию зажгли
таким безумным, звучным светом…
Тело вялое в постели непослушно,
Жизни блеск полупонятен мозгу.
И бессменный и зловещий в том же месте
опять стал отблеск фонаря…
……………….
Опять в путанице бесконечных сумерек…
Бредовые сумерки,
я боюсь вас.
Он доверчив, —
Не буди.
Башни его далеко.
Башни его высоки.
Озера его кротки.
Лоб его чистый —
На нем весна.
Сорвалась с ветви птичка —
И пусть несется,
Моли, моли, —
Вознеслась и — лети!
Были высоки и упали уступчиво
Башни!
И не жаль печали, — покорна небесная.
Приласкай, приласкай покорную
Овечку печали — ивушку,
Маленькую зарю над черноводьем.
Ты тянешь его прямую любовь,
Его простодушную любовь, как ниточку,
А что уходит в глубину?
Верность
И его башни уходят в глубину озер.
Не так ли? Полюби же его.
Под этим названием стихотворение напечатано в сборнике «Трое».
В книге «Небесные верблюжата» название снято.ХорУ него ли рыбочка,
Лодочка, весна,
До того ли ходкая,
Завидно ладна! ОнРыбка моя, лодочка,
не посмей тонуть.
С красной да полосочкой, —
ходкая, мигнуть.ХорЛодка, лодка, лодочка —
одного мигнуть
Не посмей, рыбешечка,
затонуть.ОнЛадна, ладна лодочка,
да во мне дыра.
Подвела, малюточка,
к рыбкам привела.ХорАх, его ли лодочка,
да не хоть куда —
до краёв маленечко
тина, да вода.
Полевые мои Полевунчики,
Что притихли? Или невесело?
— Нет, притихли мы весело —
Слушаем жаворонка.Полевые Полевунчики,
Скоро ли хлебам колоситься?
— Рано захотела — еще не невестились.Полевые Полевунчики,
что вы пальцами мой след трогаете?
— Мы следки твои бережем, бережем,
а затем, что знаем мы заветное,
знаем, когда ржи колоситься.Полевые Полевунчики,
Что вы стали голубчиками?
— Мы не сами стали голубчиками,
а знать тебе скоро матерью быть —
То-то тебе свет приголубился.
Строгая злая Королева распускает вороньи
волосы и поет:
Ты мне зеркальце скажи
Да всю правду доложи
Кто меня здесь милееНора, моя Белоснежка,
Нора, мой снежный цветик,
Мой облачный барашек.
Ох ты, снежная королева,
Облачное руно,
Нежное перышко,
Ты, горный эдельвейс,
Нора, моя мерцающая волна,
Нора, мой сладко мерцающий сон!
… Ах, строгая Королева, не казни меня,
Не присуждай меня к смерти!
Мое снежное облако,
Моя снежная сказка,
Эдельвейс с горы,
Много милее тебя!
Струнной арфой
— Качались сосны,
где свалился полисадник.
у забытых берегов
и светлого столика
рай неизвестный,
кем-то одушевленный.
У сосновых стволов
тропинка вела,
населенная тайной,
к ласковой скамеечке,
виденной кем-то во сне.
Пусть к ней придет
вдумчивый, сосредоточенный,
кто умеет любить, не зная кого,
ждать, — не зная чего,
а заснет, душа его улетает
к светлым источникам
и в серебряной ряби
веселится она.
Пески, досочки.
Мостки, — пески, — купальни.
Июнь, — июнь.
Пески, птички, — верески.
И день, — и день,
И июнь, — июнь,
И дни, — и дни, денёчки звенят,
Пригретые солнцем,
Стой! — Шалопай летний,
Стой, Юн Июньский,
Нет, не встану, — пусть за меня
лес золотой стоит, —
Лес золотой,
Я июньский поденщик,
У меня плечи — сила,
За плечами широкий мир.
Вокруг день да ветер —
Впереди уверенность.
У меня июнь, июнь и день.
Вянут настурции на длинных жердинках.
Острой гарью пахнут торфяники.
Одиноко скитаются глубокие души.
Лето переспело от жары.
Не трогай меня своим злым током…
Меж шелестами и запахами, переспелого, вянущего лета,
Бродит задумчивый взгляд,
Вопросительный и тихий.
Молодой, вечной молодостью ангелов, и мудрый.
Впитывающий опечаленно предстоящую неволю, тюрьму и чахлость.
Изгнания из стран лета.
Радость летает на крыльях,
И вот весна,
Верит редактору поэт;
Ну — беда!
Лучше бы верил воробьям
В незамерзшей луже.
На небе облака полоса —
Уже — уже…
Лучше бы верил в чудеса.
Или в крендели рыжие и веселые,
Прутики в стеклянном небе голые.
И что сохнет под ветром торцов полотно.
Съехала льдина с грохотом.
Рассуждения прервала хохотом.
Воробьи пищат в весеннем
Опрокинутом глазу. — Высоко.
Выплывали в море упоенное
смелогрудые корабли.
Выплывали, вскормленные
нежной прихотью весны.
Эх! Лентяй, лентяй Ерема,
пролежал себе бока,
ветер свежий, скучно дома.
Небо — нежная сквозина.Ты качай, качайся, лодочка,
у песчаной полосы,
за тобой змейки весёлые,
отраженья зацвели.
Зацвели восторгом, золотом,
звонко-красной полосой.
за меня резвися, лодочка,
шалопаю велят домой.
Прости, что я пою о тебе береговая сторона
Ты такая гордая.
Прости что страдаю за тебя —
Когда люди, не замечающие твоей красоты,
Надругаются над тобою и рубят твой лес.
Ты такая далекая
И недоступная.
Твоя душа исчезает как блеск —
Твоего залива
Когда видишь его близко у своих ног.
Прости, что я пришел и нарушил —
Чистоту, твоего одиночества
Ты царственная.
Стихли над весенним солнцем доски,
движение красным воскликом мчалось.
Бирко — Север стал кирпичный, — берег не наш!
Ты еще надеешься исправиться, заплетаешь косу,
а во мне солнечная буря!
Трамвай, самовар, семафор
Норд-Вест во мне!
Веселая буря, не победишь,
не победишь меня!..
Под трапом дрожат мостки.
В Курляндии пивной завод,
И девушки с черными косами.
Пролегала дорога в стороне,
Не было в ней пути.
Нет!
А была она за то очень красива!
Да, именно за то…
Приласкалась к земле эта дорога,
Так прильнула, что душу взяла.
Полюбили мы эту дорогу
На ней поросла трава.
Доля, доля, доляночка!
Доля ты тихая, тихая моя.
Что мне в тебе, что тебе во мне?
А ты меня замучила!
Звездочка
Высока.
Она блестит, она глядит, она манит,
Над грозным лесом
Она взошла.
Черный грозный лес,
Лес стоит.
Говорит: — в мой темный знак,
Мой темный знак не вступай!
От меня возврата нет —
Знай!
За звездой гнался чудак
Гнался…
Где нагнать ее
Не отгадал…
Не нагнал —
И счастлив был, —
За нее,
За нее пропал!
Это ли? Нет ли?
Хвои шуят, — шуят
Анна — Мария, Лиза, — нет?
Это ли? — Озеро ли?
Лулла, лолла, лалла-лу,
Лиза, лолла, лулла-ли.
Хвои шуят, шуят,
ти-и-и, ти-и-у-у.
Лес ли, — озеро ли?
Это ли?
Эх, Анна, Мария, Лиза,
Хей-тара!
Тере-дере-дере… Ху!
Холе-кулэ-нэээ.
Озеро ли? — Лес ли?
Тио-и
ви-и… у.
Земля дышала ивами в близкое небо;
под застенчивый шум капель оттаивала она.
Было, что над ней возвысились,
может быть и обидели ее, —
а она верила в чудеса.
Верила в свое высокое окошко:
маленькое небо меж темных ветвей,
никогда не обманула, — ни в чем не виновна,
и вот она спит и дышит…
и тепло.