Ах, как мы мало время бережем!
Нет, это я не к старшим обращаюсь.
Они уж научились. Впрочем, каюсь, —
Кой-кто поздненько вспомнили о нем.
И лишь порой у юности в груди
Кипит ключом беспечное веселье,
Ведь времени так много впереди
На жизнь, на труд и даже на безделье.
Какой коварный розовый туман,
Мираж неограниченности времени.
Мираж растает, выплывет обман,
И как же больно клюнет он по темени!
Пускай вам двадцать, или даже тридцать,
И впереди вся жизнь, как белый свет,
Но сколько и для вас прекрасных лет
Мелькнуло за спиной и больше нет,
И больше никогда не возвратится.
Еще вчера, буквально же вчера,
Вы мяч гоняли где-нибудь на даче,
А вот сейчас судьбу решать пора
И надо пробиваться в мастера,
В всяком деле только в мастера,
Такое время, что нельзя иначе.
А кто-то рядом наплевал на дело,
Ловя одни лишь радости бессонные,
Тряся с отцов на вещи закордонные.
Но человек без дела — только тело,
К тому же не всегда одушевленное.
Болтать способен каждый человек,
И жить бездумно каждый может тоже.
А время мчит, свой ускоряя бег,
И спрашивает: — Кто ты в жизни, кто же?
Уж коль расти, то с юности расти,
Ведь не годами, а делами зреешь,
И все, что не успел до тридцати,
Потом, всего скорее не успеешь.
И пусть к вам в сорок или пятьдесят
Еще придет прекрасное порою,
Но все-таки все главное, большое,
Лишь в дерзновенной юности творят.
Пусть будут весны, будут соловьи,
Любите милых горячо и свято,
Но все же в труд идите как в бои.
Творите биографии свои,
Не упускайте времени, ребята!
Когда в непогоду в изнеможенье
Журавль что-то крикнет в звёздной дали,
Его товарищи журавли
Все понимают в одно мгновенье.
И, перестроившись на лету,
Чтоб не отстал, не покинул стаю,
Не дрогнул, не начал терять высоту,
Крылья, как плечи, под ним смыкают.
А южные бабочки с чёрным пятном,
Что чуют за семь километров друг друга:
Усы — как радары для радиоволн.
— Пора! Скоро дождик! — сигналит он.
И мчится к дому его подруга.
Когда в Антарктике гибнет кит
И вынырнуть из глубины не может,
Он SOS ультразвуком подать спешит
Всем, кто услышит, поймёт, поможет.
И все собратья киты вокруг,
Как по команде, на дно ныряют,
Носами товарища подымают
И мчат на поверхность, чтоб выжил друг.
А мы с тобою, подумать только,
Запасом в тысячи слов обладаем,
Но часто друг друга даже на толику
Не понимаем, не понимаем!
Всё было б, наверно, легко и ясно,
Но можно ли, истины не губя,
Порой говорить почти ежечасно
И слышать при этом только себя?
А мы не враги. И как будто при этом
Не первые встречные, не прохожие,
Мы вроде бы существа с интеллектом,
Не бабочки и не киты толстокожие.
Какой-то почти парадокс планеты!
Выходит порой — чем лучше, тем хуже,
Вот скажешь, поделишься, вывернешь душу —
Как в стену! Ни отзвука, ни ответа…
И пусть только я бы. Один, наконец,
Потеря не слишком-то уж большая.
Но сколько на свете людей и сердец
Друг друга не слышат, не понимают?!
И я одного лишь в толк не возьму:
Иль впрямь нам учиться у рыб или мухи?
Ну почему, почему, почему
Люди так часто друг к другу глухи?!
С грохотом мчится вперед эпоха,
Жаркое время — а ну держись!
Что хорошо в ней, а что в ней плохо?
Попробуй-ка вникни и разберись!
И я, как умею, понять пытаюсь.
Я жить по-готовому не привык.
Думаю, мучаюсь, разбираюсь
И все же порою встаю в тупик.
Ну что же действительно получается?!
Ведь бьется, волнуется жизнь сама!
А люди вдруг словно порою пятятся
От чувства к расчетливости ума.
Ну как мы о ближних всегда судили?
— Вой этот — добряга. А этот — злой.
А тот вон — ни рыба ни мясо или
Бесцветный, ну попросту никакой!
Теперь же все чаще в наш четкий век
Является термин практично-модный.
И слышишь: не «добрый» иль, скажем, «подлый»
А просто: «нужный вам человек».
И в гости, как правило, приглашаются
Не те, с кем близки вы и с кем дружны,
Не люди, что к вам бескорыстно тянутся,
А люди, которые вам «нужны».
Когда же в дом они не приходят
(Начальство, случается, любит шик),
Тогда их уже в рестораны водят
На рюмку, на музыку и шашлык.
Но этак же может и впрямь пригреться
Манера все чаще менять друзей
На «нужных», на «выгодных» нам людей,
Чужих абсолютно уму и сердцу!
Да разве же стоит любая туша,
Чтоб совесть пред нею валять в пыли?!
Нельзя, чтобы люди меняли душу
На всякие бизнесы и рубли!
И если самим не забить тревогу,
Идя вот таким «деловым» путем,
То мы ж оскотинимся, ей же богу!
Иль просто в двуличии пропадем!
И, может быть, стоит себе сейчас
Сказать прямодушнее строгих судей,
Что самые нужные в мире люди
Лишь те, кто действительно любит нас!
Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
— Рекомендую: Коля. Пианист.
Прекрасный парень и душою чист,
И ты его полюбишь непременно!
«Прекрасный парень» в меру был живой.
Сел за рояль, Прокофьева сыграл,
Смеялся шуткам, подымал бокал,
Потом простился и ушел домой.
Ушел и канул в темноту и снег…
И я спросил у друга своего:
— Вот ты прекрасным называл его.
А чем прекрасен этот человек?
С минуту друг растерянно молчал.
Ходил, курил и молвил наконец:
— Он никому вреда не причинял,
Не лицемер, не склочник, не подлец…
И вновь спросил я друга своего:
— А доброго он людям сделал много? —
Мой друг вздохнул: — Да вроде ничего.
И все-таки он неплохой, ей-богу!
И тут мелькнуло: а не так ли я
Хвалю порой того, кто не подлец?
Но сколько рядом истинных сердец?
И все ль друзья действительно друзья?
Не прямодушен — ладно, ничего!
Не сделал зла — приветствуем его.
Мог утащить, а он не утащил
И чуть ли уж не подвиг совершил.
Иль, скажем, парень в девушку влюбился,
Жениться обещал. И под конец
Не оскорбил, не бросил, а женился —
И вот уже герой и молодец!
А то вдруг вам как на голову снег
Свалилось горе. Друг о том проведал.
Он мог добить, предать, но он не предал.
Нет, не помог ничем, а лишь не предал, —
И вот уж он «прекрасный человек».
Смешно, но факт: мы, будто с ценной ношей,
Со странной меркой носимся порой:
«Прекрасный» — лишь за то, что не плохой,
А не за то, что истинно хороший!
Так не пора ль действительно начать
С других позиций доблести считать?
Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.
Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет
И все же с годами былые средства
Как-то меняться уже должны.
И прежний надзор и контроль, как в детстве,
Уже обидны и не нужны.
Ведь есть же, ну, личное очень что-то!
Когда ж заставляют: скажи да скажи! —
То этим нередко помимо охоты
Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.
Родная моя, не смотри устало!
Любовь наша крепче еще теперь.
Ну разве ты плохо меня воспитала?
Верь мне, пожалуйста, очень верь!
И в страхе пусть сердце твое не бьется,
Ведь я по-глупому не влюблюсь,
Не выйду навстречу кому придется,
С дурной компанией не свяжусь.
И не полезу куда-то в яму,
Коль повстречаю в пути беду,
Я тотчас приду за советом, мама,
Сразу почувствую и приду.
Когда-то же надо ведь быть смелее,
А если порой поступлю не так,
Ну что ж, значит буду потом умнее,
И лучше синяк, чем стеклянный колпак.
Дай твои руки расцеловать,
Самые добрые в целом свете.
Не надо, мама, меня ревновать,
Дети, они же не вечно дети!
И ты не сиди у окна упрямо,
Готовя в душе за вопросом вопрос.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама.
Пойми. И взгляни на меня всерьез.
Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,
И пусть тревога тебя не точит.
Не бойся, родная. Я скоро вернусь!
Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!
Учитесь мечтать, учитесь дружить,
Учитесь милых своих любить
И жить горячо и смело.
Воспитывать душу и силу чувств
Не только труднейшее из искусств,
Но сверхважнейшее дело!
— Позвольте, — воскликнет иной простак, -
Воспитывать чувства? Но как же так?
Ведь в столбик они не множатся!
Главное в жизни без лишних слов —
Это найти и добыть любовь,
А счастье само приложится!
Спорщики, спорщики! Что гадать,
Реку времен не вернете вспять,
Чтоб заново жить беспечно.
Так для чего ж повторять другим
Всех наших горьких ошибок дым,
Жизнь-то ведь быстротечна.
Нельзя не учась водить самолет,
Но разве же проще любви полет,
Где можно стократ разбиться?
Веру, тепло и сердечность встреч
Разве легко на земле сберечь?
Как же тут не учиться?!
Учитесь, товарищи, уступать,
Учитесь по совести поступать
И где бы ни пить — не упиться.
Не просто быть честным всегда и везде,
И чтобы быть верным в любой беде,
Трижды не грех учиться!
С готовой, красивой душой навек
Отнюдь не рождается человек,
Ничто ведь само не строится,
Уверен, что скромником и бойцом,
Отзывчивым, умницей, храбрецом —
Учатся и становятся!
Но как это сделать? Легко сказать!
Как сделать? А душу тренировать
На искренность, на заботы.
Как в спорте, как в музыке, как в труде
Тренаж нужен людям везде-везде,
Вот так и берут высоты.
Высоты всяческой красоты,
Любви и действительной доброты,
И нечего тут стыдиться!
Ведь ради того, чтоб не зря весь век
Носили мы звание Человек —
Стоит, друзья, учиться!
О, как ты щебечешь весело,
И как хлопотлива ты:
Жакетку на стул повесила,
Взялась поливать цветы,
С мебели пыль смахнула,
Заварку нашла на окне
И, как бы вскользь, намекнула
На нежность свою ко мне.
Вся из тепла и света,
Ты улыбаешься мне.
А я от улыбки этой
В черном горю огне!
А я сижу и не знаю:
Зачем вот такая ты?
И просто сейчас страдаю
От этой твоей теплоты.
Как много ты произносишь
Сейчас торопливых слов!
То дразнишь, то будто просишь
Откликнуться на любовь.
Грозишься, словно кометой,
Сердцем мой дом спалить.
А мне от нежности этой
Волком хочется выть!
Ну, как ты не чувствуешь только
И как сама не поймешь,
Что нет здесь любви нисколько
И каждая фраза — ложь!
Хуже дурной напасти
Этот ненужный фарс.
Ведь нет же ни грамма счастья
В свиданье таком для нас,
И если сказать открыто,
Ты очень сейчас одна,
Ты попросту позабыта
И больше ему не нужна.
А чтобы не тяжко было,
Ты снова пришла ко мне,
Как лыжница, что решила
По старой пойти лыжне.
Как будто бы я любитель
Роли «чужая тень»,
Иль чей-нибудь заместитель,
Иль милый на черный день!
Но я не чудак. Я знаю:
Нельзя любить — не любя!
Напьемся-ка лучше чаю,
И я провожу тебя.
Сегодня красивый вечер:
Лунный свет с тишиной,
Звезды горят, как свечи,
И снег голубой, голубой…
В мире все повторяется:
И ночь, и метель в стекло.
Но счастье не возвращается
К тем, от кого ушло.
Всем светлым, что было меж нами,
Я как святым дорожу.
Давай же будем друзьями,
И я тебя провожу!
Нынче век электроники и скоростей.
Нынче людям без знаний и делать нечего.
Я горжусь озареньем ума человечьего,
Эрой смелых шагов и больших идей.
Только, видно, не все идеально в мире,
И ничто безнаказанно не получается:
Если рамки в одном становятся шире,
То в другом непременно, увы, сужаются.
Чем глазастей радар, чем хитрей ультразвук
И чем больше сверхмощного и сверхдальнего,
Тем все меньше чего-то наивно-тайного,
Романтически-сказочного вокруг.
Я не знаю, кто прав тут, а кто не прав,
Только что-то мы, видно, навек спугнули.
Сказка… Ей неуютно в ракетном гуле,
Сказке нужен скворечник и шум дубрав.
Нужен сказке дурман лугового лета,
Стук копыт, да мороз с бородой седой,
Да сверчок, да еще чтоб за печкой где-то
Жил хоть кроха, а все-таки домовой…
Ну, а мы, будто в вихре хмельного шквала,
Все стремимся и жить и любить быстрей.
Даже музыка нервной какой-то стала,
Что-то слишком визгливое слышится в ней!
Пусть река — не ожившая чья-то лента,
И в чащобах не прячутся колдуны.
Только людям нужны красивые сны,
И Добрыни с Аленушками нужны,
И нельзя, чтоб навеки ушла легенда.
Жизнь скучна, обнаженная до корней,
Как сверх меры открытая всем красавица.
Ведь душа лишь тогда горячо влюбляется,
Если тайна какая-то будет в ней.
Я — всем сердцем за технику и прогресс!
Только пусть не померкнут слова и краски,
Пусть хохочет в лесах берендеевский бес,
Ведь экстракт из хвои не заменит лес,
И радар никогда не заменит сказки!
Метелица, как медведица,
Весь вечер буянит зло,
То воет внизу под лестницей,
То лапой скребет стекло.
Дома под ветром сутулятся,
Плывут в молоке огоньки,
Стоят постовые на улицах,
Как белые снеговики.
Сугробы выгнули спины,
Пушистые, как из ваты,
И жмутся к домам машины,
Как зябнущие щенята.
Кружится ветер белый,
Посвистывает на бегу…
Мне нужно заняться делом,
А я никак не могу.
Приемник бурчит бессвязно,
В доме прохладней к ночи,
Чайник мурлычет важно,
А закипать не хочет.
Все в мире сейчас загадочно,
Все будто летит куда-то,
Метельно, красиво, сказочно…
А сказкам я верю свято.
Сказка… мечта-полуночница…
Но где ее взять? Откуда?
А сердцу так чуда хочется,
Пусть маленького, но чуда!
До боли хочется верить,
Что сбудутся вдруг мечты,
Сквозь вьюгу звонок у двери —
И вот на пороге ты!
Трепетная, смущенная,
Снится или не снится?!
Снегом запорошенная,
Звездочки на ресницах…
— Не ждал меня? Скажешь, дурочка?
А я вот явилась… Можно? -
Сказка моя! Снегурочка!
Чудо мое невозможное!
Нет больше зимней ночи!
Сердцу хмельно и ярко!
Весело чай клокочет,
В доме, как в пекле, жарко…
Довольно! Хватит! Не буду!
Полночь… гудят провода…
Гаснут огни повсюду.
Я знаю: сбывается чудо,
Да только вот не всегда…
Метелица как медведица,
Косматая голова.
А сердцу все-таки верится
В несбыточные слова:
— Не ждал меня? Скажешь, дурочка?
Полночь гудит тревожная…
Где ты, моя Снегурочка,
Сказка моя невозможная?..
Как тучи на небосводе
В иные летят края,
Так чаще все с каждым годом
В незримую даль уходят
Товарищи и друзья…
То хмурятся, то улыбаются,
То грустно сострят порой
И словно бы в трюм спускаются,
Прощально махнув рукой…
Но разве не ясно людям,
Что век наш — всего мгновение.
И как там судьба ни судит,
Разлука недолгой будет,
Одно же мы поколение.
И как ни мила дорога,
А где-то сорвется вниз.
И мало еще иль много —
Попробуй-ка разберись!
И хочется до заката
Всем тем, кто еще вокруг.
Вдруг тихо сказать: — Ребята,
Припомним-ка все, что свято,
И сдвинем плотнее круг!
Мы мечемся, суетимся,
Черт знает с кем чару пьем,
Душой иногда мельчимся,
На друга подчас плюем.
И сами порой не рады
И знаем (ведь совесть есть).
Что черствость страшнее яда,
Что как-то иначе надо,
Да тупо мешает спесь.
А было б верней и легче
Бить словом лишь подлеца,
А с другом все чаще встречи,
А с другом все жарче речи
И в сплаве одном сердца!
Ведь часто, когда черствеешь
И дружбу зазря задел,
Вот думаешь, что сумеешь,
Исправишь еще, успеешь,
А выйдет, что не успел.
Легко ль наносить обиды,
Чтоб после набраться сил
И где-то на панихиде
Ходить с благородным видом,
Что истинным другом был!
Да, после, как на пожарище,
Сгоревшего не вернуть.
Не лучше ль, друзья-товарищи,
Избрать помудрее путь?!
Такой, где и слово крепче,
И радость теплей из глаз,
И дали светлей и резче,
И даже прощаться легче
В свой самый последний час!!!
Мы решили с тобой дружить,
Пустяками сердец не волнуя.
Мы решили, что надо быть
Выше вздоха и поцелуя…
Для чего непременно вздох,
Звезды, встречи… скамья в аллее?
Эти глупые «ах» да «ох»!..
Мы — серьезнее и умнее!
Если кто-то порой на танцах
Приглашал тебя в шумный круг,
Я лишь щелкал презрительно пальцем —
Можешь с ним хоть навек остаться.
Что за дело мне? Я же друг!
Ну, а если с другой девчонкой
Я кружил на вешнем ветру,
Ты, плечами пожав в сторонке,
Говорила потом мне тонко:
— Молодец! Нашел кенгуру!
Всех людей насмешил вокруг.-
И, шепнув, добавляла хмуро:
— Заявляю тебе, как друг:
Не танцуй больше с этой дурой!
Мы дружили с тобой всерьез!
А влюбленность и сердца звон…
Да для нас подобный вопрос
Просто-напросто был смешон!
Как-то в сумрак, когда закат
От бульваров ушел к вокзалу,
Ты, прильнув ко мне, вдруг сказала:
— Что-то очень прохладно стало,
Ты меня обними… как брат…
И, обняв, я сказал ликуя,
Слыша сердца набатный стук:
— Я тебя сейчас поцелую!
Поцелую тебя… как друг…
Целовал я тебя до утра,
А потом и ты целовала
И, целуя, все повторяла:
— Это я тебя, как сестра…
Улыбаясь, десятки звезд
Тихо гасли на небосводе.
Мы решили дружить всерьез.
Разве плохо у нас выходит?
Кто и в чем помешает нам?
Ведь нигде же не говорится,
Что надежным, большим друзьям
Запрещается пожениться?
И отныне я так считаю:
Все влюбленности — ерунда.
Вот серьезная дружба — да!
Я по опыту это знаю…
Мы шли по росистой тропинке вдвоем
Под сосен приветственный шорох.
А дачный поселок — за домиком дом —
Сползал позади за пригорок.
До почты проселком четыре версты,
Там ждут меня письма, газеты.
— Отправимся вместе, — сказала мне ты
И тоже проснулась с рассветом.
Распластанный коршун кружил в вышине,
Тропинка меж сосен петляла
И, в речку сорвавшись, на той стороне
Вползала в кусты краснотала.
Смеялась ты, грустные мысли гоня.
Умолкнув, тревожно смотрела.
И, каюсь, я знал, что ты любишь меня,
Ты чувства скрывать не умела.
Цветущий шиповник заполнил овраг,
Туман по-над лугом стелился.
Любой убежденный ворчун холостяк
В такое бы утро влюбился!
Я ж молод, и ты от меня в двух шагах —
Сердечна, проста и красива.
Ресницы такие, что тень на щеках.
Коса с золотистым отливом.
Трава клокотала в пьянящем соку,
Шумела, качаясь, пшеница.
«Любите!» — нам ветер шепнул на бегу
«Любите!» — кричали синицы.
Да плохо ли вдруг, улыбнувшись, любя,
За плечи обнять дорогую.
И я полюбил бы, конечно, тебя,
Когда не любил бы другую.
Для чувств не годны никакие весы,
К другой мое сердце стремится.
Хоть нет у нее золотистой косы
И явно короче ресницы.
Да что объяснять! И, прогулку кляня,
Я пел, я шутил всю дорогу.
И было смешно тебе слушать меня
И больно, пожалуй, немного.
Тут все бесполезно: прогулка, весна,
Кусты и овражки с ручьями.
Прости, я другую любил, и она,
Незримая, шла между нами.
Дорожите счастьем, дорожите!
Замечайте, радуйтесь, берите
Радуги, рассветы, звезды глаз —
Это все для вас, для вас, для вас.
Услыхали трепетное слово —
Радуйтесь. Не требуйте второго.
Не гоните время. Ни к чему.
Радуйтесь вот этому, ему!
Сколько песне суждено продлиться?
Все ли в мире может повториться?
Лист в ручье, снегирь, над кручей вяз…
Разве будет это тыщу раз!
На бульваре освещают вечер
Тополей пылающие свечи.
Радуйтесь, не портите ничем
Ни надежды, ни любви, ни встречи!
Лупит гром из поднебесной пушки.
Дождик, дождь! На лужицах веснушки!
Крутит, пляшет, бьет по мостовой
Крупный дождь, в орех величиной!
Если это чудо пропустить,
Как тогда уж и на свете жить?!
Все, что мимо сердца пролетело,
Ни за что потом не возвратить!
Хворь и ссоры временно отставьте,
Вы их все для старости оставьте
Постарайтесь, чтобы хоть сейчас
Эта «прелесть» миновала вас.
Пусть бормочут скептики до смерти.
Вы им, желчным скептикам, не верьте —
Радости ни дома, ни в пути
Злым глазам, хоть лопнуть, — не найти!
А для очень, очень добрых глаз
Нет ни склок, ни зависти, ни муки.
Радость к вам сама протянет руки,
Если сердце светлое у вас.
Красоту увидеть в некрасивом,
Разглядеть в ручьях разливы рек!
Кто умеет в буднях быть счастливым,
Тот и впрямь счастливый человек!
И поют дороги и мосты,
Краски леса и ветра событий,
Звезды, птицы, реки и цветы:
Дорожите счастьем, дорожите!
Рождаясь, мы имеем преимущество
Пред тьмой страстей и всяческого зла.
Ведь мы в наш мир приходим без имущества,
Как говорят, «в чем мама родила»!
Живем, обарахляемся, хватаем
Шут знает что, бог ведает к чему!
Затем уходим в вековую тьму
И ничего с собой не забираем…
Ах вещи, вещи! — истуканы душ!
Ведь чем жадней мы их приобретаем,
Тем чаще что-то светлое теряем,
Да и мельчаем, кажется, к тому ж.
Порой глядишь — и вроде даже жутко:
Иной разбиться, кажется, готов
За модный гарнитур, транзистор, куртку,
За пару броских фирменных штанов!
Нет, никакой я в жизни не аскет!
Пусть будет вещь красивой и добротной,
Пусть будет модной, даже ультрамодной,
И не стареет даже двести лет!
И все же вещь, пусть славная-преславная,
Всего лишь вещь — и больше ничего!
И как же тот несчастен, для кого
Обарахляться в жизни — это главное!
Когда в ущерб душе и вопреки
Всему, что есть прекраснейшего в мире,
Тупеют люди в собственной квартире,
Лоснясь в довольстве, словно хомяки,
Хочу воскликнуть: — Не обидно ль вам
Смотреть на вещь, как бедуин на Мекку?.
Не человек принадлежит вещам,
А только вещи служат человеку!
Вы посмотрите: сколько же людей
Живет духовно ярко и красиво,
Пусть не без тряпок и не без вещей,
Но не от них им дышится счастливо!
Пусть вам искусства сердце беспокоят,
Молитесь хоть наукам, хоть стихам,
Но не молитесь никогда вещам,
Они, ей-богу, этого не стоят!
У нас сегодня было бы смешно
Решать вопрос о равноправье женщины,
Он, как говорится, «обеспечено»
И жизнью всей давно подтверждено.
Мы говорим: жена, товарищ, мать.
Мы произносим: равенство, свобода,
И все-таки природа есть природа,
И что-то здесь не надо забывать.
Ведь часто милым сами ж до зари
Мы шепчем: — Зяблик… Звездочка родная!
А через год, от силы через три
Все это тихо, напрочь забываем.
И вот уже вам просто наплевать,
Что «зяблик» ваш, окончив день рабочий,
Такие тащит сумки, между прочим.
Каких и слон не смог бы приподнять!
И почему ж душа у вас не стынет
И на себя не разбирает злость,
Когда вас в дрему телевизор кинет,
А «звездочка» утюг в прихожей чинит
Иль в кухне заколачивает гвоздь!
А матери, что дарят день-деньской
Нас лаской и заботами своими…
Они не согласятся на покой,
Но и нельзя ж крутиться им порой
Почти в каком-то тракторном режиме!
Да, никакой их труд не испугает.
Все, если надо, смогут и пройдут.
Но нас что навряд ли возвышает,
И я без колебаний утверждаю:
Есть женский труд и есть неженский труд!
Не зря же в нашем лексиконе есть
Слова или понятие такое.
Как «рыцарство», или «мужская честь»,
Иль попросту «достоинство мужское»!
Нет, ведь не скидка женщине нужна,
А наша чуткость в счастье и кручине.
И если нету рыцарства в мужчине,
То, значит, просто грош ему цена!
И я к мужчинам обращаю речь:
Давайте будем женщину беречь!
Боль свою вы делите с друзьями,
Вас сейчас утешить норовят,
А его последними словами,
Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли, в самом деле,
Тот, кто вас, придя, околдовал,
Стал вам близким через две недели,
Месяц с вами прожил и удрал?
Вы общались, дорогая, с дрянью.
Что ж нам толковать о нем сейчас?!
Дрянь не стоит долгого вниманья,
Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели?
Но полшага — разве это путь?!
Сколько вы пудов с ним соли съели?
Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем?
To, что у него есть губы, руки,
Комплимент, цветы, по моде брюки —
Вот и все, пожалуй, в основном?
Что б там ни шептал он вам при встрече,
Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвертый вечер
И в любви признаться на восьмой?!
Пусть весна, пускай улыбка глаз…
Но ведь мало, мало две недели!
Вы б сперва хоть разглядеть успели,
Что за руки обнимают вас!
Говорите, трудно разобраться,
Если страсть. Допустим, что и так.
Но ведь должен чем-то отличаться
Человек от кошек и дворняг!
Но ведь чувства тем и хороши,
Что горят красиво, гордо, смело.
Пусть любовь начнётся. Но не с тела,
А с души, вы слышите, — с души!
Трудно вам. Простите. Понимаю.
Но сейчас вам некого ругать.
Я ведь это не мораль читаю,
Вы умны, и вы должны понять:
Чтоб ценили вас, и это так,
Сами цену впредь себе вы знайте.
Будьте горделивы. Не меняйте
Золота на первый же медяк!
Они студентами были.
Они друг друга любили.
Комната в восемь метров —
чем не семейный дом?!
Готовясь порой к зачетам,
Над книгою или блокнотом
Нередко до поздней ночи сидели они вдвоем.
Она легко уставала,
И если вдруг засыпала,
Он мыл под краном посуду и комнату подметал.
Потом, не шуметь стараясь
И взглядов косых стесняясь,
Тайком за закрытой дверью
белье по ночам стирал.
Но кто соседок обманет —
Тот магом, пожалуй, станет.
Жужжал над кастрюльным паром их дружный
осиный рой.
Ее называли «лентяйкой»,
Его — ехидно — «хозяйкой»,
Вздыхали, что парень —
тряпка и у жены под пятой.
Нередко вот так часами
Трескучими голосами
Могли судачить соседки,
шинкуя лук и морковь.
И хоть за любовь стояли,
Но вряд ли они понимали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!
Они инженерами стали.
Шли годы без ссор и печали.
Но счастье — капризная штука,
нестойка порой, как дым.
После собранья, в субботу,
Вернувшись домой с работы,
Жену он застал однажды целующейся с другим.
Нет в мире острее боли.
Умер бы лучше, что ли!
С минуту в дверях стоял он,
уставя в пространство взгляд.
Не выслушал объяснений,
Не стал выяснять отношений,
Не взял ни рубля, ни рубахи,
а молча шагнул назад…
С неделю кухня гудела:
«Скажите, какой Отелло!
Ну целовалась, ошиблась…
немного взыграла кровь!..
А он не простил — слыхали?»
Мещане! Они и не знали,
Что, может, такой и бывает истинная любовь!
— Любовь? Ее нет между нами, —
Мне строго сказала она. —
Хотите, мы будем друзьями,
Мне верная дружба нужна.
Что спорить, она откровенна,
Но только я хмуро молчу.
Ведь я же солгу непременно,
Когда ей скажу, что хочу.
Что ж, дружба — хорошее дело!
В ней силы не раз почерпнешь,
Но дружба имеет пределы,
А мне они по сердцу нож!
Как жил я, что в сердце вплеталось,
Я все бы ей мог рассказать,
Когда бы она попыталась,
Когда б захотела понять.
Идя сквозь невзгоды и вьюги,
Не встретил я преданных глаз.
Случайные лгали подруги,
Я сам ошибался не раз.
Но думал я: вспыхнут зарницы.
Я знал: надо верить и ждать.
Не может так быть, чтоб жар-птицы
Я в мире не смог отыскать!
Когда же порой мне казалось,
Что к цели приблизился я,
Жар-птица, увы, превращалась
В простого, как хвощ, воробья.
Вспорхнув, воробьи улетали,
И снова я верил и ждал.
И все-таки вспыхнули дали!
И все-таки мир засиял!
И вот, наконец, золотые
Я россыпи в сердце открыл.
Наверное, в жизни впервые
Я так горячо полюбил!
Моя долгожданная, здравствуй!
Ты чувств не найдешь горячей.
Иди и в душе моей царствуй!
Я весь тут — бери и владей!
Жар-птица сверкнула глазами,
И строго сказала она:
— Любовь? Ее нет между нами.
Хотите, мы будем друзьями,
Мне верная дружба нужна.
Что спорить, она откровенна,
Но только я хмуро молчу.
Ведь я же солгу непременно,
Когда ей скажу, что хочу.
Ну, что же мы вправду делаем!
Разве же мы живем?!
Работаем, спим, беседуем
И сами того не ведаем,
Что вечно бежим бегом!
Мечемся как заводные,
Попробуй остановись!
Лифты и те скоростные
Швыряют нас вверх и вниз!
Все и повсюду носятся,
Точно летят по льду.
И так иногда торопятся,
Что женятся и разводятся
Чуть ли не на ходу.
Мы рвемся подчас из кожи,
И даже догадки нет,
Что жизнь-то порой похожа
На краткий, сухой конспект.
Когда же вся жизнь отмерена,
Спроси себя самого:
— А много ли было сделано?
И скажешь себе растерянно:
— Да вроде бы ничего…
И хочется человеку
Крикнуть: — Дружище, стой!
Да брось же ты разом в реку.
Весь груз сумасшедший свой!
Хватит летать в угаре,
Вспомни про тормоза
И где-нибудь на бульваре
Сядь и зажмурь глаза.
Потом посмотри на ветви,
На солнце, на старый дом
И вспомни о чем-то светлом,
Милом и дорогом…
И, тихо мурлыча польку,
Встань и направь шаги
Неважно куда, но только
Не дергайся, не беги!
И может быть, вдруг из замети,
Из мрака сквозь шум и звон
Вынырнет вдруг из памяти
Сгинувший телефон.
И, будто бы вновь рожденный,
Ударит в тебя как свет
Радостно-изумленный
Голос далеких лет.
И в светлой стеклянной будке
Ты вдруг расцветешь душой,
Взволнованный не на шутку
Забытою теплотой…
И нежность из сердца брызнет,
И молодость не прошла!
Вот видишь, как важно в жизни
Забыть хоть на час дела…
Мы в дальней разлуке. Сейчас между нами
Узоры созвездий и посвист ветров,
Дороги с бегущими вдаль поездами
Да скучная цепь телеграфных столбов.
Как будто бы чувствуя нашу разлуку,
Раскидистый тополь, вздохнув горячо,
К окну потянувшись, зеленую руку
По-дружески мне положил на плечо.
Душа хоть какой-нибудь весточки просит,
Мы ждем, загораемся каждой строкой.
Но вести не только в конвертах приносят,
Они к нам сквозь стены проходят порой.
Представь, что услышишь ты вести о том,
Что был я обманут в пути подлецом,
Что руку, как другу, врагу протянул,
А он меня в спину с откоса толкнул…
Все тело в ушибах, разбита губа…
Что делать? Превратна порою судьба!
И пусть тебе станет обидно, тревожно,
Но верить ты можешь. Такое — возможно!
А если вдруг весть, как метельная мгла,
Ворвется и скажет, словами глухими,
Что смерть недопетую песнь прервала
И черной каймой обвела мое имя.
Веселые губы сомкнулись навек…
Утрата, ее не понять, не измерить!
Нелепо! И все-таки можешь поверить:
Бессмертны лишь скалы, а я — человек!
Но если услышишь, что вешней порой
За новым, за призрачным счастьем в погоне
Я сердце своё не тебе, а другой
Взволнованно вдруг протянул на ладони,
Пусть слёзы не брызнут, не дрогнут ресницы,
Колючею стужей не стиснет беда!
Не верь! Вот такого не может случиться!
Ты слышишь? Такому не быть никогда!