В твоих глазах, печальный, милый друг,
Горит луны-волшебницы мерцанье, —
О, дай мне отдохнуть от тяжких мук,
Дай утонуть в твоем сияньи!
Забуду я в обятиях твоих,
Любовь моя, все прошлые страданья,
И в сердце скорбном замолчат рыданья,
И с уст моих слетит певучий стих,
Как дань тебе, как дань любви прекрасной!
Забытую балладу я спою,
И, вслушавшись в тот голос неги страстной,
В чужой судьбе узнаем мы свою.
И в этот миг, под лепет чудной сказки,
В твоих глазах засветится любовь,
И будет столько в них признаний, столько ласки,
Что к жизни я воскресну вновь!
На грудь мою, полную трепетной му́ки,
Из грустных очей твоих слезы бегут.
О, светлым потоком текущие звуки,
В которых сердца наши вместе плывут!
Как будто бы самая песня страдает:
В ней слышны рыданья, в ней слышны мольбы.
В блаженстве и му́ке душа утопает,
Полна бесконечно-печальной борьбы.
Зачем так бледны мы? Что грусть навевает?
Грядущее? Прошлого черные дни?
Ты плачешь… С тобой мое сердце рыдает:
Что там предстает перед нами в тени?
Во взоре твоем точно бьется волна:
Сияет в нем ласка, в нем дышит измена.
Такою же лаской коварной полна
И взором таким же — пленяла сирена!
Когда она голосом нежным пловцов
Манила в обятия бездны пустынной, —
Тот голос был твой — полный ласковых слов,
Дрожащий любовью и детски-невинный!
И в миг, когда в бездне корабль погибал,
Когда над тонувшими и́скрилась пена, —
Твой смех обольстительно-нежный звучал,
Твоею улыбкой смеялась сирена!
Ты знаешь легенду? Лишь только луна,
Блеснув, озаряет молчание ночи,
Средь чащи лесной чьи-то и́скрятся очи,
Средь чащи поет и рыдает струна,
Смущая покой задремавшей Полночи,
И звуки ее так воздушно-нежны,
Что только влюбленным слышны,
Когда они шепчутся в сумраке ночи…
Любовь моя! светит волшебно луна,
И чаща лесная темна
Полночной порою, —
Скорей приходи и послушай со мною,
Как тихо поет и рыдает струна!