У светлых вод Бахчи-Сарая
Жил Тахтамыш, жестокий хан.
С ним дочь его, как солнце рая
Ненеке-Джан.
Раз в золотом затишье сада
Ленивый слушая фонтан,
Познала власть мужского взгляда
Ненеке-Джан.
То был, как зверь, вольнолюбивый,
В пещерах выросший чабан.
И скрылась в зелени стыдливо
Ненеке-Джан.
С горы сходил он крутизною,
Где не ступал и сам шайтан.
Вдруг—ханский сад, и за стеною
Ненеке-Джан.
Где дуб шумел листвой широкой,
И стлался дол от маков рдян,
С тех пор он-пел о ззездоокой
Ненеке-Джан.
Ковры гарема душны стали,
И часто горек был кальян
Для поникающей в печали
Ненеке-Джан.
Лишь евнух старый и горбатый
О тайне знал, змея-Асан.
Он был подкуплен щедрой платой
Ненеке-Джан.
В условный час, когда туманом
Замглилась ночь за Инкерман,
Умчалась птицею с чабаном
Ненеке-Джан.
Но погнался за беглецами
Сам, что огонь, взяренный хан,
Предстал грозой перед очами
Ненеке-Джан.
Он показал лишь гневным взглядом
И обезглавлен был чабан.
Но напитала персик ядом
Ненеке-Джан.
И там, где лозами повитый.
Все так же мирно пел фонтан,
Упала мертвою на плиты
Ненеке-Джан.
Асана ввергнул хан в темницу,
Забыл он битвы и Коран
И приказал сложить гробницу
Ненеке-Джан.
«Аллах,—он рек,—Судья над ними!
Любви закон великий дан.
Одно лишь высечете имя:
«Ненеке-Джан».
Он тоже граф и даже Алексей,
Но отличить покойника нетрудно:
Тот был умен и пел как соловей,
А этот лишь сверчит и мыслит скудно.
Третья дикая игрушка
Для российского холопа:
Был царь-колокол, царь-пушка
А теперь еще царь-.