Когда, вручив обол зловещему Харону,
Спускался Дон-Жуан в ладье по Киферону —
Рукою мстительной схватился за весло
Неведомый старик и лодку понесло.
Под неприветливым и мрачным небосклоном,
Как призраки былых бесчисленных побед,
Толпою бледною, с рыданием и стоном,
Влачились женщины его ладье вослед.
Расчета Сганарель просил у господина,
И обитателям таинственной страны
С укором дон-Луис указывал на сына,
Не пощадившего отцовской седины.
В одежде траурной забытая Эльвира,
Печальна и грустна, как тень иного мира,
Стояла близ него, и взор ее очей
Молил о нежности и ласке первых дней.
Виднелась у руля фигура командора…
Но, опираяся на меч блестящий свой,
Надменный Дон-Жуан, не опуская взора,
Казалось, никого не видел пред собой.