Найдено стихов - 666
На одной странице показано стихов - 35
Не ограничивайтесь просмотром одной страницы.
Чтобы просмотреть все остальные стихи, переходите по страницам внизу экрана.
…Не рождена притворством
Больная песнь моей тоски:
Её жестокие тиски
Ни трудовым моим упорством,
Ни звонкой радостью весны
Не могут быть побеждены.
Её зародыши глубоки,
Её посеяли пороки,
И скорбь слезами облила,
И солнце правды беспощадной
Дарует жизни безотрадной
Довольно света и тепла.
Земля докучная и злая,
Но все же мне родная мать!
Люблю тебя, о мать немая,
Земля докучная и злая!
Как сладко землю обнимать,
К ней приникая в чарах мая!
Земля докучная и злая,
Но все же мне родная мать!
Аллеею уродливых берез
Мы шли вблизи сурового забора,
Не заводя медлительного спора.
Аллеею уродливых берез
Вдоль колеи, где влекся грузный воз,
Боясь чего-то, шли мы слишком скоро.
Аллеею уродливых берез
Был скучен путь вдоль темного забора.
Ангел мечты полуночной,
После тоски и томленья дневного
В свете нездешнем явился ты мне.
Я ли постигну, порочный,
Раб вожделенья больного и злого,
Радость в наивном твоем полусне?
Ясные очи упрёком
Рдеют, как майская полночь — грозою.
Жаль мне до слёз непорочной мечты.
Ты не миришься с пороком.
Знаю: я жизни и счастья не стою, —
О, если б смертью повеял мне ты!
Ангел снов невиденных,
На путях неиденных
Я тебя встречал.
Весь ты рдел, таинственный,
И удел единственный
Ты мне обещал.
Меркло, полусонное,
Что-то непреклонное
У тебя в глазах;
Книгу непрочтённую
С тайной запрещённою
Ты держал в руках.
В путях надмарсовых стремлюсь вкруг солнца я,
Земле неведомый и темный астероид.
Расплавленный металл — живая кровь моя,
И плоть моя — трепещущий коллоид.
Приникнуть не могу к тебе, земной двойник,
Отвеян в пустоту дыханием Дракона.
Лишь издали гляжу на солнцев светлый лик,
И недоступно мне земное лоно.
Завидую тебе: ты волен, слабый друг,
Менять свои пути, хотя и в малом круге,
А мой удел — чертить все тот же вечный круг
Всё в той же бесконечно-скучной вьюге.
Багряный вечер в сердце воздвигал
Алтарь кручины,
И флёром грусти тихо обвивал
Простор долины.
Стояли клёны в тяжком забытьи,
Цветы пестрели,
С травой шептались ясные ручьи,
Струясь без цели,
Над нивой, над рекой обрывки туч,
Скользя, бежали,
И золотил их коймы поздний луч
Зарёй печали.
Безгрешно всё, и всё смешно,
И только я безумно грешен.
Мой темный жребий роком взвешен.
Безгрешно всё, и всё смешно.
Вам, люди, всё разрешено,
И каждый праведно утешен.
Засмейтесь люди, — всё смешно,
И даже я невинно грешен.
Безгрешный сон,
Святая ночь молчанья и печали!
Вы, сестры ясные, взошли на небосклон,
И о далёком возвещали.
Отрадный свет,
И на земле начертанные знаки!
Вам, сёстры ясные, земля моя в ответ
Взрастила грезящие маки.
В блестящем дне
Отрада есть, — надежда вдохновенья.
О, сёстры ясные, одна из вас ко мне
Сошла в тумане сновиденья!
Безумно злое упоенье
Вокзальных тусклых, пыльных зал, —
Кто даль тебе его, вокзал,
Все это злое упоенье?
Кто в это дикое стремленье
Звонки гремучие вонзал?
Безумно злое упоенье
Вокзальных тусклых, пыльных зал.
Безумно осмеянной жизни
Свивается-ль, рвется ли нить, —
Что можешь, что смеешь хранить
В безумно-растоптанной жизни!
Лишь власти не дай укоризне
Страдающий лик отемнить,
Свивается-ль, рвется ли нить
Безумно-осмеянной жизни.
Белая тьма созидает предметы
И обольщает меня.
Жадно ищу я душою просветы
В область нетленного дня.
Кто же внесёт в заточенье земное
Светоч, пугающий тьму?
Скоро ль бессмертное, сердцу родное
В свете его я пойму?
Или навек нерушима преграда
Белой, обманчивой тьмы,
И бесконечно томиться мне надо,
И не уйти из тюрьмы?
Белый ангел надо мною,
И бескровные уста
Безмятежной тишиною
Исповедуют Христа.
Ангел жжёт полночный ладан
Я — кадило перед ним.
И в цепях моих разгадан
Дым кадильный, тихий дым, —
Возношенье, воздыханье
У спасающих икон,
Свеч отрадное мечтанье,
Утешительный канон.
Белый мой цветок, таинственно-прекрасный,
Из моей земли, из чёрной ты возник,
На меня глядишь ты, нежный и безгласный,
И понятен мне безмолвный твой язык.
Ты возник из тьмы, моей мечте навстречу,
Ты зовёшь туда, откуда вышел ты, —
Я твоим вещаньям не противоречу,
К твоему дыханью наклонив мечты.
Березка над морем
На высокой скале
Улыбается зорям,
Потонувшим во мгле.
Широко, широко
Тишина, тишина.
Под скалою глубоко
Закипает волна.
О волны! о зори!
Тихо тающий сон
В вашем вечном просторе
Над скалой вознесен.
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Запада, востока, севера и юга!
И в краях далеких я встречаю друга
Не в тебе ли, мальчик, босоножка вечный,
Радости сердечной, шалости беспечной,
Неустанных смехов солнечная вьюга?
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Севера, востока, запада и юга!
Бесстрастен свет с Маира,
Безгрешен взор у жён, —
В сиянии с Маира
Великий праздник мира
Отрадой окружён.
Далёкая отрада
Близка душе моей, —
Ойле, твоя отрада —
Незримая ограда
От суетных страстей.
Благословлять губительные стрелы
И проклинать живящие лучи, —
Вот страшные и тесные пределы.
К иным путям затеряны ключи.
В мучительных безумствуя хуленьях,
В бессмысленной безумствуя хвале,
Живи в безвыходных томленьях,
Влачись на бедственной земле.
Отравленной стрелы вонзилось жало, —
Лобзай её пернатые края:
Она — твоя, она тебя лобзала,
Когда померкло солнце бытия.
Благословляю, жизнь моя,
Твои печали.
Как струи тихого ручья,
Мои молитвы зазвучали.
Душевных ран я не таю,
Благословив моё паденье.
Как ива к тихому ручью,
К душе приникло умиленье.
Блаженный лик Маира
Склоняется к Ойле.
Звенит призывно лира, —
И вот начало пира
В вечерней полумгле.
По мраморной дороге,
Прекрасны, словно боги,
Они выходят в сад.
У старших наги ноги
И радостен наряд,
А те, что помоложе,
Совсем обнажены,
Загар на тонкой коже,
И все они похожи
На вестников весны.
Блуждали молитвы мои
По росистым тропинкам земли,
И роптали они, как ручьи,
И кого-то искали вдали.
И думы мои холодели,
Как грёзы в монашеской кельи,
И грёзы, как звёзды, блестели,
В лазурном и ясном весельи.
Ты больна, но вся прекрасна, как мечта.
Ты святою тишиною повита.
Нет огня в твоих потупленных очах,
Нет лобзаний и улыбок на устах.
Мне не снять с тебя венчальный твой убор,
Не зажечь стыдом мне твой невинный взор.
Нет, мой друг, ты будешь мирно почивать, —
Стану я твой чуткий сон оберегать.
Люди злы, и нас с тобою осмеют.
Мы не пустим их в наш радостный приют.
Огоньки за огоньками
Золотыми мотыльками
Задрожали в мутной мгле.
Точно с неба угольками
Кто-то сеет…
Ты ошибся. Где ты видишь
Огоньки и угольки?
Это враг твой чары деет,
Враг твой ходит по земле
В несказанном, смутном виде,
Шорох ног его ты слышишь
На бессильных травах,
Шум протянутой руки.
Дольный воздух весь в отравах, —
Ты отравой вражьей дышишь.
Был простор небес огромен,
А в лесу был воздух томен,
Благовонных полон смол.
Омрачённый думой строгой,
Кто-то шёл лесной дорогой,
За собой кого-то вёл.
Точно выходцы из гроба,
Шли они, молчали оба.
В струях воздуха текла,
Тяжела, как ладан дымный,
Все земные наши гимны
Растворившая смола.
Былые надежды почили в безмолвной могиле…
Бессильные страхи навстречу неведомой силе,
Стремленье к святыне в безумной пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
И тайна всемирная ныне
И вечно…
В тяжёлом томленьи мгновенные дети творенья.
Томятся неясным стремленьем немые растенья,
И голодны звери в лесах и пустыне,
И всё преходяще, и всё бесконечно,
И муки всемирные ныне
И вечно.
Быть с людьми — какое бремя!
О, зачем же надо с ними жить!
Отчего нельзя всё время
Чары деять, тихо ворожить,
Погружаться в созерцанье
Облаков, и неба, и земли,
Быть, как ясное молчанье
Тихих звёзд, мерцающих вдали!
В беспредельности пространства
Где-то есть земля иная,
И на ней моя невеста,
К небу очи подымая,
Как и я же, ищет взором
Чуть заметного светила,
Под которым мне томиться
Участь горькая судила.
В весенний день мальчишка злой
Пронзил ножом кору берёзы, —
И капли сока, точно слёзы,
Текли прозрачною струёй.
Но созидающая сила
Ещё изникнуть не спешила
Из зеленеющих ветвей, —
Они, как прежде, колыхались,
И так же нежно улыбались
Привету солнечных лучей.
В глубокий час молчания ночного
Тебе я слово тайное шепну.
Тогда закрой глаза и снова
Увидишь ты мою страну.
Доверься мне опять, иди за мною,
На здешний мир не поднимая глаз,
Пока, об ятый тихой мглою,
Полночный светоч не угас, —
И всё, о чём душа твоя томится,
И для чего не надо слёз и слов,
Перед тобою загорится
В ночной стране безмолвных снов.
В дубраве дом сосновый
Вблизи ручья.
Хозяин в нём суровый,
Один, как я.
Хранит в тоске ревнивой
Его земля.
Лежит он, терпеливый,
Как я, дремля.
И враг всегда лукавый,
С паденьем дня,
Восходит над дубравой,
Как у меня.
В его устах двусмысленны слова,
И на устах двусмысленны улыбки.
Его душа бессильна и мертва,
А помыслы стремительны и зыбки.
Его любить никто не захотел,
Никто не мог его возненавидеть.
Неузнанным пребыть — его удел, —
Не действовать, не жить, а только видеть.
В иных веках, в иной отчизне,
О, если б столько людям я
Дал чародейного питья!
В иных веках, в иной отчизне
Моей трудолюбивой жизни
Дивился б строгий судия.
В иных веках, в иной отчизне
Как нежно славим был бы я!
В лесу живет проказник неуёмный,
Малютка Зой.
Насмешливый, он прячется в укромной
Глуши лесной.
На нём надет кафтанишко, плетённый
Из трав лесных,
По ветру кудри вьются, и зелёный
Колпак на них.
На молвь людей он любит откликаться
В тиши лесной,
Но им в глаза не смеет показаться
Малютка Зой.
Майские песни!
Ясные звуки!
Страсть их слагала, поёт их весна.
Радость, воскресни!
Злоба и муки —
Призраки страшные зимнего сна.
Злые виденья
Раненой жизни,
Спите до срока в мятежной груди!
Ключ вдохновенья,
На душу брызни,
Чувства заснувшие вновь разбуди!
В моем бессилии люби меня.
Один нам путь, и жизнь одна и та же.
Мое безумство манны райской слаще.
Отвергнут я, но ты люби меня.
Мой рдяный путь в метании огня,
Архангелом зажженного на страже.
В моем горении люби меня, —
Нам путь один, нам жизнь одна и та же.